елку, отрубил двухметровый кусок от комля, еле допёр до избушки, занёс в предбанник оттаивать. При помощи деревянных клиньев вырубил четыре заготовки на лыжи.
На Тэрну хоть не смотри, сердце сжимается от боли, осунулась, похудела, стала вроде меньше ростом, ни грамма активности, глаза, как и хвост опущены. Подумал, если бы с Тэрной что-нибудь случилось, да не приведи что по моей вине, мама с Татьяной женой моей живьём без соли бы съели. Есть умные и очень хорошие промысловые лайки, это про Тэрну, один недостаток- разговаривать не хочет. Отец эту троицу кумушками зовёт, пока маленькая была всё у мамы и Татьяны у ног крутилась, привязи никогда не знала, и знать не будет однозначно.
Пошли как-то мама с Таней на черничник рядом с деревней, и она за ними, как всегда, за компанию. А там медведица с двумя медвежатами паслась, быть бы беде если бы Тэрна не атаковала медвежат, чтобы мать отвлечь от хозяек, зная, что она их не бросит, по-любому защищать будет. Мама потом говорит:
– Вот холера, скоро семьдесят и не помню, когда последний раз бегала, а здесь чуть Танюху не обогнала, ноги в руки и бегом, вот так-то паря.
А она их уже в деревне нагнала, спасла родимая, и так-то нянчились, а здесь вообще затискали, того и гляди испортят собачку.
Я напускную ревность усмирил зная, что, ум, преданность, талант, любовью не испортишь.
Чувство вины перед родными, Тэрной, её потомством, от злости на себя подстегивало на активные действия, наполняя необъяснимой энергией моё тело. Из вороха мыслей старался вырвать и остаться только с хорошим, напрочь гнал всё плохое.
Но всё равно вопрос до этого висевший в воздухе нестерпимой занозой опустился в сознание: как, почему, от чего загорелось зимовьё? Всё перебрал, ничего не срасталось. Выпал уголек из печи и дал началу трагедии, но печь стоит на земляном полу, обложенная камнями. Нереально. Пока мылся, парился кто-нибудь поджёг зимовьё дабы расправиться со мной, с помощью холода и голода отведя от себя подозрение. Всё, всех перебрал знакомых, малознакомых, охотников- таёжников, даже намёка, повода не было на конфликт.
А может из-за лампы, но я её почти совсем убавил, да и стояла на столе между чашек, правда с краю, но не взорвалась же она, а самом деле, никогда такого не бывало. А может всё же, в самом деле метеорит какой-нибудь, небесное тело или осколок от ракеты спутника.
Потом, дома упрется Василий в одну версию, где возможно он играл не последнюю роль этого неестественного события.
Три дня ушло на обработку заготовок на лыжи, распарив их, вставил в специальные распорки что бы загнуть как положено в этом деле, через пару дней сделал на лыжи крепление. Первым делом прошел по ближайшим путикам, принёс семь соболей, четыре белки, три сойки. Конечно, лыжи были тяжеловаты и не камусные, но это во всяком случае лучше, чем ничего. Ну ничего, после такого что со мной приключилось, да домой на крыльях полетишь.
Проверяя ловушки, нашёл на березе чагу, теперь пил шикарный, таёжный чай. Как человек испорченный цивилизацией, после того как согрелся, наелся, малость оклемался от ожогов, захотелось соли, хлеба, сахара. Я поймал себя на мысли, а получил это, захотелось большего, так устроен человек и с этим ничего не поделаешь.
Продолжая спать, вставать по будильнику своего организма, всё же сдвинул стрелку подъема через два часа и не минутой больше (один раз ошпаренный, будет дуть на воду, а чуть незамёрзший, будет сидеть у печи и ждать, когда можно подбросить). Неприятно с сожалением, горечью думать, не было бы собак- не выжил. Планировал вывезти их домой в начале декабря, непригодных к охоте из-за большого снега, но передумал и отвёз сохачье мясо, которого было под самую завязку на нартах.
Глазами листая зарубки своего календаря насчитал двадцать четыре дня моего экстремального существования в тяжелейших условиях, в далёкой, морозной, заснеженной тайге. Слава богу остался жив.
Завтра тридцатое декабря, решил с утра пораньше добираться до дому, в принципе всё готово, а самое главное малость оклемался и чувствовал хватит сил дойти до жилья своего родного, наполненного теплом, спокойствием, любовью. Не километрами измеряя кто бы знал, как был от меня далеко. В моем положении обнищавшего, всё потерявшего, собраться это только подпоясаться. Но я же хозяйственный, оброс имуществом, от которого закрыв глаза бежать без оглядки.
Рано утром собравшись, присев перед дальней дорогой на лавке, окинув взглядом внутреннее сказочное убранство моего жилища. Молитвенно попросил у Николая Угодника защиты, легкой дороги. Закрыв дверь, трижды перекрестившись, отправился в путь волоча за собой вторую пару лыж как сани, на которых разместились мои пожитки: топор, ведро, ковш, варёное мясо для меня и четыре соболя для Тэрны.
Так же взял на растопку смолевой лучины и бересты. Раньше об этом и не подумал, зная, что тайга даст мне это, но на данный момент, как говорится, чуть незамёрзший по-любому будет думать о тепле.
На скорбной поклаже три копья сделанных при помощи кузнечных работ, камень вместо наковальни, топор как молот, вместо щипцов плоскогубцы, на моё счастье, в мешке с капканами обнаружил. Да и пару камней в пыль стёр, вытачивая нож, да три наконечника на копья. Попробовал тренироваться, кидать их метров на 15-20 в валежину, ладно получается, как детю малому понравилось. Да лучше бы не пригодились они вообще, медведь спит, а вот о ком думаешь, если стая большая, вместе с копьями сожрут и не поморщатся. Не будем думать о плохом, надо на бога надеяться, но и самим не плошать.
До дому ездил, где-то на середине пути, дорогу в двух местах волчьи следы пересекали. Эта стая постоянный обитатель этих мест, каждый год о себе следами напоминают, обходят свою территорию, ведут, наверное, учёт копытных. Пути не пересекались, за исключением одного подозрения их работы, кобель молодой упёр за сохатым и с концами. Может пронесет, не встретимся.
Но нет, не пронесло, после пройденного третьей части пути и ночёвки у костра на следующий день ближе к обеду, собирались мы с Тэрной отдохнуть малость, уже место присмотрел, где расположиться. Вдруг она взлаила, оглянулся, бригада санитаров, правда без носилок, так дружненько бегут цепочкой по лыжне, будто поросята к корыту. Эти мысли, наполненные юмором с тёмным оттенком, пронеслись мгновенно.
Ни грамма не было страха глядя на эту озверевшую, с рождения голодную, полной решимости банду. Я так понял, пока нас не прикончат, не успокоятся. В таких случаях соображалка работает на удивление быстро, и все действия в дальнейшем
