и только тогда благоразумно скрывались. Он же в это время тщательно «проверял» их дневную выработку.
В 1957 году он исчез на несколько месяцев. Люди из туристской гостиницы «Пара-Лодж» надеялись, что он пристал к стаду диких слонов, а может быть, даже стал их вожаком. Но он вернулся. С обломанным клыком.
Как-то ему захотелось полакомиться пивом, и он полностью разрушил пивоварню. А однажды ночью без всякого зазрения совести он уничтожил целый мешок батата на веранде лесничего и при этом снес часть ее крыши. На этот раз Джон Миллс уже не смог прогнать его криками. Он зажег несколько листов бумаги и бросил их на веранду. Но слона это нисколько не напугало. Дикие животные вообще не боятся огня, как это им часто приписывают в книжках. Наконец его удалось прогнать несколькими выстрелами в воздух. Словом, Обер-бургомистр был несколько неприятным жильцом Пара-Лоджи.
Роковой же для него оказалась «любовь к животным» со стороны посетителей. Они начали его кормить бананами. Этот великан быстро усвоил, что в автомобилях хранятся весьма вкусные съедобные вещи. Он стал запускать свой хобот в открытые окна машин и обыскивать их, вытаскивая наружу обивку сидений и рассекая своими бивнями брезентовые верха. Если машины оставляли на ночь запертыми, исполинскому животному стоило только запустить хобот под шасси и несколько раз тряхнуть, как все запертые двери сами собой раскрывались.
Постепенно он становился все назойливее. Он вторично разрушил пивоварню и обшарил ночью две палатки в поисках съестного, несмотря на то что в них спали приезжие.
Самое же неприятное случилось с четырьмя немцами. Они, так же как мы сейчас, не получили вечером места в гостинице и поэтому ночевали в своей машине на улице. Провиант они сложили под машину. Так как Обер-бургомистр никак не мог его оттуда достать, он просто взял и перевернул машину кверху колесами. Немецким гостям эта ночь показалась, видимо, несколько «неуютной».
После того как через два дня он опрокинул и вторую машину, лесничему пришлось с тяжелым сердцем его пристрелить. Все обитатели Пара-Лоджи оплакивали слона, потому что за долгие годы он стал как бы неотъемлемой частью этого туристического лагеря.
Два года тому назад, еще из Франкфурта, я запрашивал у Франка Попертона, не снял ли кто-нибудь Обер-бургомистра в тот момент, когда он опрокидывает автомобиль. Но такого снимка не нашли. В этот мой приезд я продолжил поиски. И выяснилось, что одному из местных жителей удалось снять своей простенькой «бокс-камерой» тот момент, когда слон поднимает в воздух машину. Снимок не очень четкий, но от дешевого аппарата нельзя и требовать большего. К тому же рассерженный слон был так близко!
Досадное стремление многих людей обязательно покормить каждое животное бывает, как известно, причиной многих болезней и смертей животных в зоопарках. В национальных парках это приводит к тому, что павианы и другие обезьяны вскоре становятся так навязчивы, что проникают через окна в машины, вырывают из рук посетителей хлеб и фрукты, начинают угрожать им или даже кусаться. Впоследствии таких испорченных людьми назойливых животных лесникам приходится пристреливать. Национальный парк не зоопарк. Большие медведи, которые попрошайничают на проезжей дороге в Йеллоустонском парке в Северной Америке, или мартышки, сидящие в Африке на капотах машин, портят посетителям впечатление от нетронутой, девственной природы.
Да, в слонах в Парке Мерчисон-Фолс недостатка нет. Их численность определена примерно в двенадцать тысяч голов, хотя и здесь, как почти везде в Африке, не найдешь огромных, «капитальных» самцов с мощными бивнями. Лесничим парка становится не по себе от засилья слонов, вторгающихся в их мирные владения.
Слоны страшно любят путешествовать в отличие от носорогов, которые навсегда остаются и умирают там, где они однажды поселились.
Повсюду вокруг Национального парка появляются новые деревни, жители которых охотятся на слонов. Вот почему эти животные постепенно скопляются в надежно охраняемых местах. Такие национальные парки, разумеется, не обнесены забором, а представляют собой лишь охраняемые законом местности. Однако слоны, которые здесь не находят для себя достаточного пропитания, очень скоро могут превратить любой ландшафт в пустыню. Чтобы добраться до зеленых веток кроны, они с корнем вырывают молодые деревья, а деревья потолще ломают, напирая на них своим телом. Однако в тех местах, где их число не превышает обычной нормы, таких привычек у этих толстокожих не наблюдается.
Земля, лишенная тени от крон деревьев, сохнет, подрост тоже не успевает вырасти, потому что слоны тут же снова вырывают и поедают молодые деревья. Они пробуравливают своими бивнями большие отверстия в мощных, насыщенных влагой стволах изумительных баобабов. Слоны так расщепляют мягкую древесину, что она превращается в труху и гигантское дерево падает.
Работники Национального парка Мерчисон-Фолс не знают, как быть. Нужно отстрелить по меньшей мере тысячу двести слонов, но это была бы огромная кровавая бойня. А если вы призваны охранять животных и штрафуете браконьеров за то, что они убивают слонов и кафрских буйволов, на такое трудно решиться.
Сто лет тому назад Парк Мерчисон-Фолс отнюдь не был безлюдной степью, как сегодня. Первым европейцем, появившимся тогда в этих местах, был английский исследователь-путешественник Самуэль Бэкер, приехавший сюда вместе со своей супругой венгеркой Флорентиной фон Саас, которая сопровождала его во всех экспедициях. Они-то и открыли здесь 3 апреля 1864 года Мерчисонский водопад [3].
He так давно мне попал в руки отчет Самуэля Бэкера, и я его перевел:
«…Госпожа Бахета знала эту страну — она уже бывала в Магунгу, когда еще служила у Сали, который позже был убит Камурази. Она сказала мне, что наступил последний день нашего плавания на каноэ, так как мы уже приближаемся к большому водопаду, о котором она мне так часто рассказывала.
По мере того как мы продвигались вперед, река постепенно сужалась и наконец достигла ширины ста восьмидесяти метров. Когда люди переставали грести, до нас явственно доносился шум воды. Я его услышал еще утром, когда проснулся, но принял тогда за отдаленные раскаты грома. К десяти часам грохот усилился и по мере нашего приближения все нарастал. Спустя несколько часов, во время которых мы приналегли на весла, а течение становилось все сильнее, рев водопада стал слышаться уже совершенно
