Они пошли вдвоем, как обычно. Хотя — нет, точнее будет сказать — втроем: хозяйка ждала ребенка, близился срок, когда он должен был появиться на свет. Бимба бежал впереди, чутко принюхиваясь к запахам, которые несла с собой весна. Он ждал, что прогулка закончится у моря, где волна за волной мерно набегали на берег, шелестя гальками, откатывались и снова набегали, и было в этом ровном, ритмичном шуме что-то успокаивающее, будившее надежду: а вдруг счастье еще вернется, вместе с очередным валом его выплеснет на сушу, как тех крабиков, которых любили собирать ребятишки…
Приглушенный вскрик, а затем стон заставили Бимбу оглянуться: хозяйка медленно оседала на землю, закатив глаза и ловя беспомощно руками ветки ближних кустов. Опять сердце, опять. Что еще! Захрипев, она потеряла сознание, дыша прерывисто, трудно. Бимба растерянно встал над распростертым телом. Нужно что-то делать! Немедленно! Но что? Кого-то позвать, поднять тревогу. Он метнулся в одну сторону, в другую, принялся лаять, но — тщетно, никто не шел на зов. Его просто не слышали. Как нарочно, никого не оказалось поблизости. Они с хозяйкой успели углубиться в дальний конец парка, где обычно было мало людей (потому они всегда и направлялись туда — хотелось побыть одной, наедине со своими мыслями и верным другом Бимбой — Тихим). Что делать? Надо окарауливать неподвижно лежащую хозяйку и надо позвать на помощь, сам он не в силах помочь ей. Распушив хвост, перо, как называют охотники, размашистыми саженными прыжками Бимба понесся туда, где слышались человеческие голоса. Наконец-то его услышали. Но они не понимали, чего он хочет. Дурит собака, облаивает случайных прохожих, как бы не укусила… Ну ты, рыжая! чего взъелась! а ну прочь с дороги! Распустили вас тут, проходу не дают… Что делать? что делать?? С лаем Бимба метнулся на соседнюю дорожку, подскочил к пожилому мужчине — тот испуганно попятился от него. Взбесилась собака, гляди, вот-вот тяпнет… Они его не понимают. Он зовет их — они не понимают! Бимба вернулся к хозяйке.
Зонт! Как он сразу не сообразил! Ну, конечно, зонт! Перед тем брызгал небольшой дождик (может, потому и заболело сердце: оно всегда напоминало о перемене погоды), хозяйка захватила с собой зонт, раскрыла его и даже не успела закрыть, хоть дождь прекратился, когда начался приступ… (Говорили врачи: надо лечь в больницу, не послушалась — хотела, чтоб ребенок родился здоровым и крепким: когда женщина движется — дитя здоровее.) Схватив в зубы зонт, Бимба снова кинулся к центральной аллее. Зонт волочился, раскрытый, его ужасно неудобно было нести, он цеплялся за землю, за кусты, еще порвется или сломается, но Бимбе было не до того. На аллее появилась пара — высокий статный мужчина и худенькая женщина, почти девочка; Бимба кинулся к ним. Бросив зонт, схватил женщину за подол юбки и потянул за собой.
— Ну ты, еще порвешь! Что тебе надо? — вскричала она, стараясь высвободить край юбки из его зубов.
Бимба отпустил подол и побежал, оглядываясь. Нет, не понимают. Вернулся, опять принялся лаять, потом схватил зонтик, подтащил и положил у ног женщины.
— Стоп. Тут что-то не так. Он куда-то зовет. Откуда зонт? — сказал мужчина. — Пойдем, глянем.
Подобрав зонт и на ходу закрывая его, они направились туда, куда их повел Бимба.
Через минуту они уже были около лежащей. Женщина принялась обмахивать ее платком, пытаясь привести в чувство, мужчина кинулся искать ближайший телефон-автомат. Минут через десять послышались звуки сирены машины «Скорой помощи», а еще через несколько минут автомобиль уже увозил хозяйку Бимбы. Бимба бежал вслед за машиной.
— Молодец пес, — сказал молодой санитар. — Если б не он, пожалуй, опоздали бы, — и кают… — Оказывается, мужчина, вызвавший «скорую помощь», успел уже рассказать ему, какую роль сыграл в этой истории Бимба. — Да ты гляди, он за нами бежит! Как бы не потерялся, заберем его с собой…
Хороший оказался человек, этот санитар. Машина притормозила, дверца приоткрылась, Бимба впрыгнул, и машина снова понеслась, яростно сигналя: граждане, дорогу, дорогу! не задерживайте!
Но в приемный покой Бимбу не пустили. Не положено. Хозяйку на носилках унесли санитары. Он остался на улице.
Густели сумерки, затихал город. Бимба ждал.
Ночь прошла. Утром вышел тот самый санитар — кончилось его дежурство, и развел удивленно руками:
— А ты все еще здесь, — сказал участливо. — Ждешь. Боюсь, что долгонько тебе придется ждать. Серьезные дела у твоей хозяйки… Давай-ка лучше тоже направляйся домой!
Но Бимба не ушел. Он провел здесь весь день и всю следующую ночь, только переменил позицию, выбрав такое место, откуда было хорошо видно все — и кто входил и выходил из здания, и окошки. Ждал, что вот-вот в окне покажется дорогой ему человек, а может, выйдет и скажет, как, бывало, не раз говорила прежде, когда возвращалась с работы: «Бимбушка, ты меня ждал? Вот и я. Пошли. Пошли, милый…»
Эх, пустили бы его туда, к ней.
— Нельзя тебе туда, понимаешь, нельзя, — говорили ему. Пес вилял хвостом и опять замирал в ожидании.
Кто-то принес еду, ломоть хлеба с маслом и объедки колбасы, но от еды он отказался. Понюхал и отвернулся.
— Спас ты ее. И младенца будущего спас, помог сохранить. Памятник тебе за это надо поставить…
Бимба слушал, дергал хвостом, будто что-то понимал, не отрывая глаз от дверей. Вздохнув, ложился, вскакивая всякий раз, едва кто-то показывался у дверей, потом, устав сидеть, снова ложился с тяжелым вздохом, как уставший человек. И вообще он вел себя совсем как человек, терпеливый и нетерпеливый одновременно, понимающий, что ждать придется долго, и — надеющийся на чудо. Ведь бывают же чудеса, ну, скажите, что бывают!
К чему ему памятник? Ему хозяйку надо.
— Сидит? — переговаривались медсестры и нянечки, выглядывая в окно. — Сидит, все сидит… вот ведь какой!
Вся больница следила за ним, каждый переживал за собаку.
Где-то там, в скверах и парках, на бульварах и набережных, гуляли люди — молодые, нарядно одетые смеющиеся женщины, загорелые мужчины, а он сидел и ждал, ждал, ждал, ждал.
Нет, чуда не произошло. Случилось нечто другое.
Настало новое утро. Приходили и уходили люди, подъезжали машины. Бимба не придал никакого значения, когда подъехала крытая автомашина-фургон; откуда ему знать, что она привезла ему. Он почувствовал опасность внезапно, когда ощутил на своей шее удавку, проволочную петлю, которой уличные ловцы арканили бродячих, бездомных собак. Но он же не бездомный, он здесь на посту, ждет хозяйку… А! не все ли равно, какая разница! Раз болтается один на улице, значит, бездомный или беспризорный, чего тут рассусоливать! Удавка затянулась, больно перехватив шею, его поволокли в фургон. Тщетно выбежавшие сестры и нянечки уговорили ловцов — здоровых забулдыг с лицами отменных пропойц — отпустить их жертву, вышел дежурный врач (вся больница знала о Бимбе!) и тоже стал увещевать… куда там! Они и не слушали. Бимбу, как мертвый груз, куль с овсом или мешок с отбросами, зашвырнули в фургон, так, что хрустнули кости, дверца захлопнулась, издав противный железный скрип, машина тронулась и, быстро набирая ход, понеслась по улице. В «будке», как называли это адское устройство местные жители, Бимба оказался не один, — она была полна таких пленников. Несчастные, напуганные, обреченные, чувствующие безысходность своего положения, они жались к стенкам и молчали, у всех был нервный шок. Животные чувствуют беду. Они, бедняги, знали, что за «будка». Но он-то ведь не был бродячим псом. И здесь, у больницы, находился при хозяйке. Он спас ее и по праву продолжал свою службу — охранял ее. Но кто мог втолковать про то этим безжалостным, лишенным нормальных человеческих чувств, с их отвратительными, жестокими удавками!..
