его зов. Он пришел за мной, как приходил и раньше. Я должна пойти к нему на время. Вы должны отпустить меня. Иначе Сансара остановит свое колесо и Мир погибнет. Нельзя не ответить на призыв!
Мы переглянулись и кивнули.
— Иди спокойно, Ма, — тихо, но твердо сказал я. — Мы справимся. Сейчас начало весны. Мы не замерзнем. И ты хорошо научила нас охотиться. Иди, раз так нужно… Мы понимаем, что ты не можешь отказаться…
Ма быстро лизнула в нос меня и брата, а Мяу что-то муркнула на ухо такое, что сестра прижала ушки и выпучила глаза. В следующее мгновение Ма с пронзительным мурчанием бросилась в сторону бродящего в отдалении полосатого кота, и они ринувшись навстречу судьбе, быстро пропали из виду.
— Ну вот мы и остались одни, — заныл Мау.
— Временно, — поправил я, — она придет. Не знаю когда, но придет…
…Прошло несколько дней. Ма все не было. Мы не встречали ни ее следов, ни следов того самца, с которым она ушла. Как мы жили? Да нормально жили! Мы с Мау ходили на охоту, как и раньше, оставив Мяу охранять нору, приносили много добычи. Сейчас мелкие лесные обитатели в большом количестве повыползали из своих норок. Они были не слишком жирными и откормленными, многие были откровенно тощими. Не всем хватило заготовленных на зиму запасов, чтобы питаться досыта. Сейчас они выходили в поисках еды и тепла, мылись в маленьких лужицах растаявшего снега, чтобы не слишком беспокоили паразиты, встречались с себе подобными, чтобы продлить свой род. Отовсюду слышался щебет, писк, короткое рычание, иногда раздавалось пронзительное мяукание. Это лесные коты собирались на встречи друг с другом. Доказывали свое право сильного громкостью и напором песни, если это не впечатляло соперника, то устраивали мелкие, почти бескровные бои, в которых побеждал сильнейший и храбрейший. Именно ему доставалась лучшая самка, в ожидании сидящая рядом с ристалищем. Она падала перед ним на спину, показывая полное восхищение и покорность, и они уходили для тайных встреч в чащу, подальше от любопытных глаз самцов, оставшихся пока ни с чем. На зов приходили новые самки, и в свою очередь каждый самец получал подругу по заслугам…
…Мы не умели считать и не знали сколько прошло времени. Мы ориентировались по Лунной Кошке. Когда Ма уходила, Кошка только начала раскрывать свой сияющий глаз. Когда Ма вернулась, он был широко раскрыт и кругл. Прямо, как глаз нашей Мяу. Кругл и ослепительно бел. У Мяу глаза были цвета неба. На мой неискушенный взгляд она была гораздо красивее Лунной прелестницы. Честно говоря я вообще не понимал, в чем ее красота, когда мы на Земле вообще не видим контуров ее тела, цвета и густоты шерсти, длины и великолепия хвоста… Мы видим только ее глаз, то медленно открывающийся, то так же медленно закрывающийся. То же я могу сказать и о своем отце, Огненном Коте, но Ма говорила, что это оттого, что его око настолько ослепляет, что за его сиянием мы просто не видим того, что видит она.
— Смотреть нужно уметь не только глазами, Миу-миу, — говорила мне Ма. — Глаза могут обмануть. Учись видеть сердцем. Оно видит по-другому, но видит истину. Оно никогда не обманет тебя…
…Ма вернулась однажды утром, когда мы все еще спали, тесно прижавшись боками друг к другу. Я почуял ее сквозь сон. Что-то мягко и тепло обернулось вокруг моей спины, запахло хвойной прелью, и чей-то язык нежно лизнул мое ухо.
Было так хорошо, что не хотелось открывать глаза, как в далеком детстве, когда Ма укладывала нас спать и рассказывала нам свои легенды.
— Ты пришла, ты вернулась… — тихо муркнул я, не открывая глаз.
— Да, мой хороший, я снова с вами, я так люблю вас, котята мои, мои малыши… — Ма замурчала мне на ухо свою песенку, которую знают все матери, и я, счастливо пряча нос в ее густую шерсть, задремал…
— Вставай, соня! Я завтрак принес!
Я проснулся внезапно после волшебного сна от крика Мау. Быстро протерев лапой глаза, я выскочил из норы и увидел раздувающегося от гордости брата, рядом с которым лежала серая перепелка.
Вот это да! Я проспал охоту! Какой стыд! Как маленький! Ма сидела на солнышке и приводила себя в порядок, счастливо щурясь Огненному Коту в лицо. Я заметил, что она улыбается. Она была спокойна, как будто и не отсутствовала. И еще она выглядела счастливой.
Я вздохнул. Если встречи с Огненный Котом делают Ма такой, как я вижу, то пусть, пусть она ходит к нему.
— Как я умудрился проспать охоту? — бормотал я себе под нос во время завтрака. — Я не услышал как все проснулись, как Мау собирался на охоту и наверняка звал меня с собой. Может и остальные пытались разбудить меня, но я не проснулся. Я подвел свою семью, непростительно подвел. Если бы им грозила опасность, я бы ее ушами прохлопал!
— Почему ты не разбудил меня, брат? — громко спросил я у Мау.
— Да ладно, Миу-миу, ты так сладко спал, уткнувшись в мамин бок! Даже причмокивал во сне, как маленький! Мне жаль было прерывать твой сон. И Ма была такой счастливой рядом с тобой… Ведь я справился! Посмотри какая жирная перепелка мне попалась!
Я досадливо пошевелил усами и решил, что больше такого не должно повториться. Никогда. Потерять бдительность и осторожность в лесу — значит потерять жизнь. Надо быть внимательнее и не расслабляться так по-детски.
Мы поделили перепелку. Завтрак удался. Ма занялась своими обязанностями по чистке норы, Мяу улеглась греться на солнышке, а мы с Мау немного отдохнув от завтрака, провели ежедневный обязательный спаринг. Отработка приемов открытого боя вошла у нас в привычку ежедневной жизни. Это было необходимо. Ма из норы наблюдала за нами с интересом. Мяу лениво поглядывала на нас и щурилась…
Вдруг из-за ближайшего куста выскочил черный, ледащий кот с облезлым боком. Он выгнул тощий позвоночник дугой и зашипел. Мы тут же перестали бороться и бросились на него с двух сторон, гоня его за край наших владений. Кот не ожидал такого яростного напора, подпрыгнул на месте от неожиданности и помчался, взбрыкивая задом, к краю поляны. Мы долго преследовали его, пока не кончились наши метки на деревьях. Рыкнув ему в догонку и просигналив хвостом, что еще один незваный визит закончится для него трагично, мы вернулись к норе.
Ма что-то рассказывала Мяу. Глаза сестры были круглыми и злыми. Она прижала уши, холка поднялась у нее дыбом. Вдруг
