– Нет, здесь их нет, может быть, есть в Нигерии... в Лагосе, – ответил я.
– Ва! Здорово! – мечтательно твердил он.
– Когда я вернусь в свою страну, я попрошу переписать твои песни на настоящую пластинку и пришлю тебе, чтобы ты мог заводить ее на своем граммофоне, – сказал я.
– Очень хорошо, очень хорошо, мой друг, – обрадовался он.
Через час Фон ушел. На прощанье он нежно обнял меня и сказал, что придет еще утром, перед нашим отъездом. Завтра нас ждал напряженный день, и мы хотели поскорее лечь в постель, но тут на веранде послышались шаги и кто-то хлопнул в ладоши. Я подошел к двери. На веранде стоял Фока, один из старших сыновей Фона, удивительно похожий на отца.
– Здравствуй, Фока, добро пожаловать. Входи, – сказал я.
Фока шагнул в комнату и застенчиво улыбнулся мне. Под мышкой у него был какой-то сверток.
– Фон прислал вам, сэр, – сказал он, протягивая мне сверток.
Я с удивлением развернул его. Внутри лежала резная бамбуковая трость, небольшая, богато расшитая шапочка и желто-черная мантия с изумительной вышивкой на воротнике.
– Это одежда Фона, – объяснил Фока. – Он прислал ее вам. Фон просил меня сказать, что теперь вы второй Фон Бафута.
– Ва! – воскликнул я, тронутый до глубины души. – Я очень благодарен твоему отцу.
Фока радостно улыбался, видя мой восторг.
– А где сейчас твой отец? Он уже лег спать? – спросил я.
– Нет, сэр, он там, в доме для танцев.
Я натянул через голову мантию, подвернул рукава, надел расшитую шапочку, взял трость в одну руку, бутылку виски в другую и повернулся к Фоке.
– Как я выгляжу?
– Хорошо, сэр, замечательно, – ответил он, улыбаясь до ушей.
– Отлично. Тогда веди меня к отцу.
Мы прошли через широкий пустой двор и сквозь лабиринт лачуг к дому танцев, где глухо стучали барабаны и пели флейты. Я вошел в дверь и остановился на пороге. Пораженные музыканты оборвали мелодию. Все собравшиеся тихо ахнули от удивления. Фон сидел в дальнем конце помещения. Рука его, в которой он держал стопку, застыла в воздухе. Я знал, что делать дальше. Мне много раз приходилось видеть, как советники подходят к Фону, чтобы засвидетельствовать почтение или просить о милости. В полной тишине я прошел через все помещение, шурша полами мантии. Перед стулом Фона я остановился, низко присел и в знак приветствия трижды хлопнул в ладоши. Что тут было!..
Жены и советники визжали и кричали от восторга, Фон, улыбаясь во весь рот, вскочил на ноги, взял меня за локти, заставил выпрямиться и крепко обнял.
– Мой друг, мой друг, добро пожаловать, – гремел он, сотрясаясь от хохота.
– Видишь, – я развел руки в стороны, так что широкие рукава повисли, будто флаги, – видишь, теперь я человек из Бафута.
– Верно, верно, мой друг. Эта одежда моя собственная. Я отдал ее тебе, и ты теперь человек из Бафута, – ликовал Фон.
Мы сели. С лица Фона не сходила улыбка.
– Тебе нравится моя одежда? – спросил он.
– Да, очень нравится. Я тебе так благодарен, мой друг!
– Вот и отлично, теперь ты будешь Фоном, как и я.
Его глаза мечтательно остановились на бутылке виски, которую я прихватил с собой.
– Отлично, – повторил он, – сейчас мы выпьем и повеселимся.
Только в половине четвертого утра я устало сбросил свою мантию и забрался под накомарник.
– Ну что, повеселился? – сонно спросила Джеки.
– Ага. – Я зевнул. – Но скажу, утомительное это дело – быть вторым Фоном Бафута.
Грузовики пришли утром на полтора часа раньше назначенного срока. Это необычное обстоятельство – такого случая, наверно, не знает вся история Камеруна – позволило нам собираться не спеша. Погрузить зверинец – дело не простое. Оно требует немалого искусства. Прежде всего в кузов укладывают снаряжение. Потом вдоль заднего борта размещают клетки, чтобы их обитатели получали побольше воздуха. Клетки нельзя расставлять наобум. Между ними должно быть пространство, и они не должны стоять друг к другу лицом, не то по дороге обезьяна просунет руку в соседнюю клетку, и ее покусает циветта, а сова, оказавшись напротив клетки с лесными пташками, одним своим видом и взглядом доведет их до такой истерики, что они скорее всего не вынесут путешествия и подохнут. И наконец, клетки с животными, требующими особого надзора в пути, ставят сзади, чтобы к ним легче было добраться.
Около девяти часов погрузка окончилась. Последний грузовик поставили в тень под деревья. Теперь можно стереть пот со лба и перевести дух. На веранде к нам подошел Фон.
– Мой друг, – сказал он, глядя, как я наливаю прощальный стаканчик виски, – очень жаль, что ты уезжаешь. Тебе было весело с нами в Бафуте, правда же?
– Очень весело, мой друг.
– Будь-будь, – сказал Фон.
– Будь здоров, – отозвался я.
Мы спустились со ступенек веранды и пожали друг другу руку на прощанье. Взяв меня за плечи, Фон пристально посмотрел мне в лицо.
– Желаю тебе и всем твоим животным счастливого пути, мои друг, – сказал он, – и желаю поскорее добраться до дома.
Мы с Джеки забрались в душную, жаркую кабину грузовика, загудел мотор. Фон поднял свою широкую ладонь в знак прощанья, машина рванулась вперед и, волоча за собой шлейф красной пыли, покатила по тряской дороге, через золотисто-зеленые холмы к далекому побережью.
Путь до побережья занял три дня, он был мало приятным и основательно потрепал нам нервы, как это всегда бывает, если перевозишь животных. Каждые несколько часов машины останавливались, мы снимали клетки с пернатыми и расставляли их вдоль обочины. Только так можно было кормить пташек, а на ходу они наотрез отказывались принимать пищу. Чуть ли не каждый час нам приходилось окунать в ближайший ручей мешки с нежными амфибиями, иначе бы кожа у них пересохла и они бы погибли. Ведь чем ниже опускалась местность и чем больше углублялись мы в равнинные леса, тем жарче становился воздух. Дороги были все в ухабах и выбоинах, грузовики прыгали, качались, тряслись, и каждый толчок грозил покалечить, а то и убить какое-нибудь из наших драгоценных животных. В одном месте нас настиг сильный ливень, и тотчас дорога превратилась в море липкой красной грязи, которая летела из-под колес, словно кровавая каша. Огромный "бедфорд" с двумя ведущими осями занесло так, что водитель не мог с ним справиться. Машина очутилась в канаве и легла на бок. Битый час мы копали землю и подкладывали ветки под колеса, чтобы вытащить грузовик. К счастью, никто из животных не пострадал.
Мы с облегчением вздохнули, когда машины через банановые посадки выехали наконец к порту. Животных и снаряжение сгрузили и поставили на платформы узкоколейки, по которой подвозят к судам бананы. Состав прогромыхал через протянувшееся на полмили мангровое болото и остановился на деревянной пристани, возле судна. Здесь предстояло опять все сгружать и с помощью строп поднимать на борт.