С этой же разницей в давлении газа мы встречаемся и в случае с воздушным пузырем плавунца. Но опыт с сообщающимися сосудами кончается тем, что давление газа в обоих сосудах уравновешивается. В нашем случае равновесие не наступает. Кислород в дыхательных трубочках все время расходуется, все время давление его в пузыре и в трубочках различно. Равновесие не наступает, ток кислорода продолжается.
Конечно, таким способом много кислорода не получишь. Но в холодной воде плавунец менее подвижен и дышит слабее, чем летом.
Сходным образом дышат в это трудное время и некоторые другие водяные жуки, некоторые водяные улитки. Лишь когда вода совсем обеднеет кислородом, они опускаются на дно, зарываются в ил и погружаются в глубокую спячку.
Водяной ослик-рачок, похожий на длинноногую тощую искрицу, он дышит жабрами, и ему не нужно подниматься на поверхность воды, чтобы подышать. Еда для него найдется и подо льдом: гниющие остатки растений есть во всяком водоеме. По-прежнему ползают водяные ослики по дну, по растениям. Разве лишь труднее стало уберечься от врага. Врагов не прибавилось, их стало меньше, да и аппетит у них теперь не так велик, как летом. Но добычи мало: нет личинок комаров, нет головастиков, нет многих других мелких животных. Личинка стрекозы охотится и зимой. Не откажется от ослика и плавунец.
Защищаться от этих хищников ослику нечем.
Одно спасение — не выбираться на открытые места. И правда, ослики ползают по дну, среди остатков растений, копошатся в зарослях элодей. Они не прячутся здесь нарочно: рачок не знает об опасностях, грозящих ему на открытом месте. Ему просто нечего там делать.
Крохотных рачков — циклопов стало гораздо меньше, чем было летом. Но они по-прежнему строчат воду своими короткими прыжками, а у самок некоторых видов висят по бокам брюшка мешки с яйцами.
По дну ползают личинки ручейников. В иле копошатся красные мотыли. Этим не грозит теперь смерть во рту карпа: карпы крепко спят.
Высыхание небольшого прудика летом — катастрофа для многих его обитателей. Бывают и зимние катастрофы, и не только в жизни прудика или болотной лужи. Они случаются и в больших прудах, даже в озерах.
На дне пруда или озера разлагаются всевозможные органические вещества. Гниют остатки умерших растений и животных, гниют упавшие в воду листья и ветки и многое другое. Летом вода «цвела»: в ней кишели мельчайшие водоросли. Сейчас зимой остатки их гниют на дне. Гнилостные процессы сопровождаются большой тратой кислорода.
Растворенный в воде кислород расходуется, а запас его не пополняется: водоем покрыт льдом, растения выделяют кислорода мало.
Все труднее и труднее становится дышать в такой воде. Рыбы и другие обитатели водоема начинают задыхаться.
Если это озеро и в него впадает река, то рыбы уходят в реку. Они собираются возле устьев ручьев, впадающих в озеро, поднимаются к проруби. И даже в таком озере множество рыбы задыхается и погибает. А в пруду, а в озере, в которые не впадают ни ручей, ни река, в которых нет проруби! Здесь нередко погибает и вся рыба и другие обитатели водоема.
«Замор» — так называется эта катастрофа в жизни водоема. Он губит множество рыбы.
Пруды, в которых разводят рыбу, охраняют от замора: пробивают много прорубей. Через них в воду поступает кислород из воздуха. Но при сильном заморе не спасут и проруби.
Только в чистом проточном пруду можно не бояться замора. Здесь кислорода всегда достаточно. И здесь рыба не знает зимних катастроф. Не знает она их и в реке: здесь вода проточная.
Поздняя осень
Ветер сбивает последние листья с деревьев. Холодный дождь идет вперемежку с мокрым снегом. В лесу сыро и неуютно. Густыми хлопьями повалил снег. Все сразу изменилось. Светло стало в лесу и как-то особенно тихо. Прошла-пропрыгала по гумну ворона, и на снегу остались крестики — следы вороньих лапок.
Иной год весь ноябрь не упадет и снежинки, а бывает — уже в начале ноября — зима, и по проселочным дорогам бесшумно заскользят розвальни. Больших морозов еще нет, и полозья не скрипят.
Ноябрьские заморозки крепче октябрьских, а случается, что и по-настоящему морозит. Опали листья с сирени, давно отцвели последние цветы на поле. В лесу нет больше грибов, разве запоздалую сыроежку видишь. Да и та какая-то вялая: видно, доживает последние дни. Клюква краснеет как ни в чем не бывало: ей не страшны ни снег, ни морозы, она только вкуснее становится. Ягоды калины стали слаще — им тоже мороз на пользу.
Замерзают пруды, за ними — озера. Последние утиные стаи спешат на юг. Только на быстрине рек, на незамерзающей воде держатся одиночные утки. Нередко они здесь и перезимуют: отбилась утка от стаи, куда ей лететь одной.
Чижи — кто улетел, а кто остался на зиму. Они не очень боятся зимы, и часть их зимует в родных лесах. Все чаще видишь на дереве белобокую сороку. Даже черный ворон и тот редкий день не заглянет в деревню: пролетит по задам, посмотрит, нет ли где еды. Крикливые сойки по-прежнему живут в лесу: их в деревню не заманишь. Разве когда уж очень проголодаются, большой плодовый сад навестят.
Набежали с поля в деревню длиннохвостые мыши и короткохвостые полевки, пристроились в скирдах соломы, в стогах сена, по овинам и сараям. За мышами явились в деревню и мышатницы — ушастая сова и ласка. Зашнырял по усадьбам хорек: этот ищет здесь кур.
Давно не видно лягушек, заморозки погнали их на зимние квартиры. Заснули, спрятавшись во мху, под корнями деревьев, ящерицы. Жабы вырыли норки и забрались туда зимовать.
Медведь облюбовал место под вывороченной с корнями елью. Залез туда, улегся, прикрыл лапой нос и заснул. Его сон не очень крепок: зашумят вблизи берлоги, и проснется мишка, встанет и пойдет шататься по лесу. Такого медведя и зовут шатуном. Спит в глубокой норе барсук. Летучие мыши — кто улетел на юг, кто спит в дуплах.
Белка вылиняла, теперь она не рыжая, а серая. У побелевшего горностая кончик хвоста остался черным: по этой примете его легко отличить от белой ласки. Надела зимнюю шубку лисица.
Зимняя шубка греет зверя, и она же несет ему гибель. Зимний мех — дорогой товар. Выпадет снег, и охотники за пушниной пойдут на промысел.
Берегись, белка! Меткий выстрел достанет тебя и на верхушке ели. Смотрите в оба, хорьки и горностаи: вокруг вас капканы и ловушки. Даже бедняге зайцу нужно держать ухо востро: кучу вкусных осиновых веток опутали десятки петель.
Надела зимнее платье и белая куропатка — побелела. Она не только переоделась, но и переобулась: к зиме у нее отросли большие когти. Такими когтями удобно раскапывать снег.
В лесу появились зимние гости. На тонких ветвях березы качаются и щиплют сережки небольшие птички — чечетки. Их легко узнать: серенькие, в темных крапинках, а на голове малиновая шапочка. Чечетки минуты не посидят спокойно: вертятся на все лады на ветках. И молчать не любят: «чив-чив-чив, чив, чив-пюи». Пощебечут, и словно брызнет ими с березы — россыпью перелетят на ольху теребить ольховые шишечки.
Шуры — гости солидные, на ветках не кувыркаются. Их любимая еда — черные можжевеловые ягоды. Объедят один можжевельник, перелетят на другой, чинно, не торопясь. Пока клевали, переговаривались: «ки-кик-ки», а собрались лететь, сами себе скомандовали: «фью-фью-фью». Шур не маленькая птица, покрупнее скворца. Старый шур-самец — малиновый, молодежь и самки — розово-желтые. Подойти к шуру можно совсем близко, только что не рукой схватить.
Житель глухих северных лесов, шур мало знает человека и не боится его.
Над деревьями зазвенела серебристая трель. Стайка птиц опустилась на макушку ели. А с ели — на рябину, к ягодам. И едят же эти птицы! Торопятся, словно отнимает кто у них рябину! Рвут и глотают, рвут и глотают, целиком, не расклевывая! Это — свиристели. На голове у птицы большущий хохол: то поднимет его свиристель, то опустит. Сама она красновато-серая, галстук у нее черный, конец хвоста с желтой каемкой, крылья с белыми пятнами, а на длинных перьях крыла ряд красных кончиков, словно сургучом накапано.
