Иногда петухи попадают в забавные положения. Наклевавшись ягод от винной настойки, петух пьянеет. И зрелище это на птичьем дворе столь же сенсационное, как и пьяный генерал в форме на людной городской улице. А однажды я увидел зрелище совсем необычное. Приехав к своим друзьям в деревню Данки под Серпуховом, я увидел знакомого немолодого уже петуха… в жилетке. Драчуна потрепали собаки. Но, видно, Петро легко им не дался. Он был общипан почти донага и покусан. Но ожил. И, шатаясь, приплелся из леса во двор. Хозяйка, увидев посиневшего, почти голого предводителя кур, обмерла. Она наскоро сшила ему жилетку на вате. И Петро, стыдясь кур и забыв о любовных страстях, носил ее, пока не отрастил новые перья.
Ну что же еще нам вспомнить о герое грядущего года… Петух – всеми любимая птица. И поскольку куры распространены по всему свету, то много людей о скором наступлении утра узнают по знакомому «Кукаре-ку-у!». Повсюду петухи – жители сельские, деревенские. Долгое время ходила легенда, что в Москве живет только один петух – у Олега Попова. Есть ли петух у знатного клоуна в наши дни – неизвестно. Но «Кукаре-ку!» раздается в городах сейчас уже часто. Яйца почем? Вот и заводят кур на балконах. А где куры, там и петух.
Уместно сказать еще: у всех народов петух – важный персонаж сказок. На рисунках его изображают воинственным – с косой или саблей. Ну а в году грядущем петух повсюду будет украшать календарь. События нашей жизни с этим символом можно связывать только в шутку. И эта заметка на пороге года, который предписано «курировать» петуху, – всего лишь повод написать о занятной и всеми любимой птице. Своим друзьям новогоднюю карточку с петухом я снабдил пожеланием: «было бы что поклевать», а другу, отдающему много времени политике, посоветовал не уподобляться некоему петуху, который думает: «Утро начинается потому, что я кукарекнул».
С Новым годом, друзья!
• Фото из архива В. Пескова. 31 декабря 1992 г.
Окно в природу
Об аляскинской бабушке Эбби мимоходом я как-то уже говорил. Но стоит о бабушке-рыболове сказать и подробней. Ее зять, потомок русского «хосака» (казака) Ифрем Кожевникоф (Ефрем Кожевников) в деревне Русская Миссия на Юконе служит истопником и сторожем в школе. После знакомства и легкого ужина Ифрем предложил нам с приятелем посетить баню. Мы посетили. А когда, пробежав по аляскинскому ночному морозу на ночлег в школу, сели за чай, я спросил:
– Ифрем, а рыбу зимой ловите на Юконе?
Ифрем кивнул.
– Нельзя ли завтра пойти поудить?
Ифрем замялся:
– Не мужское дело – ловить рыбу удочкой подо льдом…
Оказалось, рыбу удочкой ловят исключительно женщины.
– Наверное, есть мастерицы этого дела?
– Есть, – сказал Ифрем, – моя теща. Больше ее никто не поймает.
У тещи нашего друга тоже была частица казачьей крови. Звали бабушку Эбби Степаноф (Эбби Степанова). И утром Ифрем привел меня к теще – объяснить, что к чему.
Бабушка Эбби пожаловалась на боли в костях, объяснив, что и у рыбы тоже в такую погоду кости болят – ловиться не будет. Но мы вечером должны были из Русской Миссии улететь, и я попросил: давайте попробуем.
– Ну ладно, – сказала бабушка Эбби, – попробуем.
Сборы были недолгими. Две удочки с блеснами, тряпицу с кусочками лосиного мяса и две картонки из ящика из-под пива, для подстилки на льду, бабушка Эбби покидала в корзину из ивы, дала корзину мне в руки и, усевшись за руль вездехода, пригласила сесть сзади и держаться за ее шубу.
Через пять минут мы были в нужном месте Юкона. Кто видел наши большие сибирские реки зимой, легко представит себе белый широкий холст, опушенный сизым ольшаником, ржавыми ивняками и черными елями. Толщина льда была более метра. Но долго работать пешней не пришлось. Расположившись на льду, мы с бабушкой Эбби черпаками почистили старые лунки и, постелив картонки, уселись, как сидят на коврах жители теплой Азии.
Несколько слов о снасти. Еловая палка величиной с поварешку, к ней привязана леска – витой зеленого цвета шелковый шнур толщиною в полтора миллиметра. И блесна. У меня сизая, размером с чайную ложку, у бабушки Эбби – ярко-желтая, с темными поперечными полосами. Мне было показано, как надо сажать на крючок лосиное мясо. И, господи благослови, охота на юконских щук началась…
Кости у рыбы в этот серенький день перемены погоды, как видно, в самом деле болели. Глядя, как бабушка Эбби дергает свою леску, я старательно делал то же самое. Но нет, не обращали щуки внимания на игру блесен где-то на глубине шести метров. Бабушка Эбби сменила побледневший, размокший кусочек мяса. И я сменил. Оба мы очень старались, обоим хотелось улова, пусть символического. И когда надежды у меня оставалось уже на донышке, бабушка Эбби вдруг крякнула: «Эк!» – и я увидел, как возле нее, покрываясь пудрою снега, забилась средних размеров рыжеватая щука. Бабушка подмигнула, посоветовала еще раз сменить наживку, и я, украдкой подглядывая, как работает своей палкой бабушка, был полон решимости вынуть из Юкона свою долю. Увы!
А бабушка Эбби снова крякнула, и я увидел на льду уже рыжего великана килограммов на пять. «Ту зеро!» («два ноль!») – подмигнула старушка и великодушно предложила поменяться лунками. Я униженно согласился. «Эк!.. три ноль!» – сказала бабушка, извлекая из моей лунки некрупную щучку и предложила теперь поменяться удочками. К месту ловли между тем подъехали два снегохода. Мужчины оставили на Юконе жен-рыболовок, а сами отправились в лес за дровами…
Все на Юконе вертится вокруг рыбы. Рыба – основа жизни. Ловля идет круглый год, но страдная пора – летом. О ней на Аляске говорят так же, как в краях хлебопашцев, – «день год кормит».
Аляска не знала хлеба. Рыба была ее хлебом. Если сушеную лососину макать в тюлений жир, получается «хлеб с маслом». Бывала на столе лосятина, оленина, бобровое мясо, но главной заботой всегда было – запасти рыбу. «Когда по Юкону идет чавыча, – пишет путешественник прошлого века, – жители деревень остерегаются всякого шума, все работы проводят в лесу». Вряд ли это надо считать суеверием или причудой, если припомнить: и на Дону, когда нереститься шли осетры, запрещались звоны церковных колоколов.
Сегодня у жителя аляскинских деревенек на столе хлеб, кофе, сладости, фрукты, как и прежде, лосятина, но главное блюдо – все-таки рыба. Зимою ловцы переключаются на подледный сетевой лов нельмы, сигов, налимов, плетенными из хвороста «мордами» ловят любимых всюду миног. Ловлей щук на блесну мужчины пренебрегают – «женское дело». И в самом деле вроде не трудно – прорубил лунку и сиди терпеливо, подергивай леску.
– Рыба, кажется, тоже понимает, что это женское дело, – улыбаюсь я моим компаньонкам.
Они хохочут. У каждой две-три пойманные щуки. У меня – ни одной. Общее мнение: день для ловли неподходящий – погода не та. И я принимаюсь за съемку. Бабушка Эбби позирует с удовольствием, вертит щуку и так, и сяк. Обычный улов этой бабушки-рекордсменки – пятнадцать – семнадцать рыбин.
– Бывают крупные?
Бабушка разводит в сторону руки. И это не обычная для удильщика похвальба. В аляскинских водах водятся сущие крокодилы – щуки весом до пятнадцати килограммов. Великанша, попавшая в книгу рыболовных рекордов, весила 21 килограмм 720 граммов.
• Фото автора. 9 января 1993 г.
Окно в природу
Поговорим сегодня о животном под названием блоха. Не очень приятное существо? Да, стоит в одном ряду с клопами, клещами и вшами. Но, во-первых, у Природы нет пасынков, все у нее любимые чада – и человек, и какая-нибудь козявка, всем дано место под Солнцем. Во-вторых, блоха всегда вызывала странное любопытство людей. И третье, при некоторых обстоятельствах блохам свойственно увеличивать свою численность, что чревато не только беспокоящими укусами, но и кое-чем посерьезней. Словом, объект, достойный внимания.
Биолог, разглядывая насекомое в микроскоп, восхитится уникальным строением блохи, приспособлениями не только пить кровь, но при большом числе шипов, крючков, волосков, гребешков сноровисто продвигаться по дебрям волосяного покрова животных, в перьях птиц, в кружевах белья и в складках грубой одежды.
Особый интерес человека всегда вызывала способность блох к невероятным прыжкам. Человек, имей он такие же данные при своих размерах, должен был бы прыгать выше шпиля Московского университета.
Блоха – существо древнее. Живет на земле уже пятьдесят миллионов лет. Человек по сравнению с ней в истории эволюции жизни – дитя. Любопытно, что за столь протяженное время облик блохи почти не претерпел изменений – в кусках янтаря она выглядит так же, как наша современница.
