В конце 1835 года вышел первый том словаря с буквою А. Предприятие как будто было хорошо поставлено: главным редактором был Н. И. Греч, издатель «Северной Пчелы», человек, как говорится, съевший на издательстве зубы, приглашены были к участию все более или менее выдающиеся ученые, труд оплачивался по тому времени более чем роскошно, за лист оригинальной статьи платился гонорар 400 р., реклама была принята широкая, но... но дело повелось так, что в 1839 году издание приостановилось за несостоятельностью издателя, а в 1841 году и окончательно прекратилось после выпуска уже администрацией над издателем XVIII тома.
В этой неудаче сыграли роль много причин. Виноват безусловно и сам Плюшар своим нехозяйственным, если так можно выразиться, ведением дела. П. С. Савельев, бывший в последние года главным редактором издания, сообщает между прочим следующий факт[266]: «О добросовестности Менцлова, одного из главных сотрудников словаря, можно судить по одному образчику: в XV томе «Энциклопедического Словаря» есть статья Д'Аламбер, произведение оригинальное, в 400 рублей за лист, с полною подписью имена автора Н. М. — Но что же? мало того, что эта статья не только переводная, она просто переписана с русского же почти буквально и откуда же? Из первого же тома того же «Энциклопедического Лексикона». — Этот факт — печатание дважды одной и той же статьи, под несколько измененным заглавием — показывает ясно, как легко относились к издательским деньгам сотрудники. Положим, и сам издатель не считал своих денег — повел широкую жизнь далеко не по средствам. Затем появились раздоры между главными редакторами словаря Н. И. Гречем и Сенковским — это столкновение довольно подробно описано самим же Гречем[267], но главною причиною была, конечно, неразвитость нашего общества, которое еще не нуждалось в таком начинании, как «Энциклопедический Лексикон». Но едва ли справедливо мнение, которое поддерживается и в наше время, что будто бы неудача первого «Энциклопедического Лексикона» произошла от того, «что во главе его встали такие не либеральные (с нашей точки зрения) деятели, как Греч, Сенковcкий, что лексикон рекламировал Булгарин и «Северная Пчела». И Греч и Сенковcкий, наоборот, пользовались в свое время успехом именно потому, что они отвечали требованию громадного большинства того времени. Это большинство было далеко от всяких новшеств, от всяких просветительных начинаний — и в этом была главная причина неудачи Плюшара.
Но дом с колоннами был свидетелем не одной Плюшаровской неудачи. В 1835 году в нем открылся еще один книжный магазин под интересной вывеской «Магазин новостей Русской Словесности Ф. Ротгана». Ф. Ротган до 1834 года торговал только иностранными книгами, а с этого времени решил открыть торговлю и русскими книгами. Подтолкнуло Ф. Ротгана на это дело следующее соображение[268]: «Распространяющееся в отечестве нашем просвещение и умножившееся ныне в России издание книг соделывают необходимым учреждение на прочных основаниях такого книжного магазина, который, служа прямым посредником между авторами и публикою, способствовал вместе с тем и изданию самих книг». — Ф. Ротган хотел избавить авторов от эксплоатации книгопродавцев. Он писал в своем широковещательном объявлении: «Ныне авторы находятся в необходимости платить книгопродавцам за комиссию редко 10%, но почти всегда 15%, или 20%, а иногда и более из выручаемой от продажи книг суммы; выдача же денег сих часто производится, как известно, многим авторам, по прошествии полугода, года и далее. Находя должным и справедливым не допускать столь невыгодных для авторов действий, я принял за правило, ведя в величайшей точности счет на книги магазина, иметь всегда в наличности все следуемые авторам суммы, выдавать оные по первому востребованию, хотя бы то было ежедневно, или отсылать суммы те по определенным срокам в назначенные места. Притом магазин сей предоставляет себе за комиссию с какой бы то ни было книги по 10%, с газет и журналов по 5%, а с книг, имеющих предметом цель благотворительную, ничего не будет положено за комиссию».
Объявление Ротгана интересно для нас указанием на те условия, которые ставились книжными магазинами авторам книг.
Мы видим, что комиссионный процент за продажу книг был 20%, и с расчетом книгопродавцы, видимо, не стеснялись, автору приходилось подолгу ждать следуемых денег.
Наконец в 50-ых годах в доме Коссиковского пытался возобновить торговлю своего отца Смирдин сын, но дело тоже не пошло, и магазин вскоре закрылся.
Не малую роль играл означенный дом и в деле развития музыкальных вкусов петербуржцев. В нем долгое время помещался Музыкальный клуб. О нем мы находим следующие данные в «Описании С.-Петербурга Георги»[269]. «Музыкальный клуб учредился соединением из некоторых охотников музыки. Плата была назначена 10 рублей, и за сей приход наняты были комнаты, также управляющий музыкою и несколько аккомпанирующих и духовых музыкантов из придворной капеллии. Были ведомости, журналы, стол и прочее, такожде определено было давать ежемесячно один бал или маскарад. Число членов достигло до 300, оркестр был составлен из придворных музыкантов, такожде нанимались виртуозы и придворные певчие. Тогда начал клуб блистать, но великие издержки, несоблюдение экономии и ссоры причинили, что оный в 1777 году рушился. Из рассыпанного общества составилось в 1778 новое, с платою 15 рублей, которое вторично погибло в начале 1793 года. Из дебрей сего наипреимущественно клуба составился попечением барона Демидова, статского советника Стинселя, купера (т.-е., виноторговца) Бландо и некоторых других ревностных охотников до музыка еще до исхода 1792 года новый музыкальный клуб под названием «Музыкальное общество».
К этим сведениям Георги относительно первого периода существования общества, т.-е. 1772—1778 г.г., мы можем прибавить очень немногое[270] — общество занимало помещение в бывшей Малой Морской, ныне улица Гоголя в доме Кизеля. Зато нам посчастливилось отыскать подробные сведения о втором периоде существования общества опять таки в момент его распадения и о первых годах третьего периода. Прежде всего Георги ошибся в дате: вторично Музыкальное общество погибло не в начале 1793 года, а в начале 1792 года, так как уже 25 и 26 марта этого года[271] «пополудни в 4 часа продаваться будут в прежде Чичериновом, ныне Куракиновом доме оставшиеся от музыкального клуба вещи: музыкальные инструменты, столовая и поваренная посуда, серебро и мебель». Причина вторичного крушения общества довольно подробно указывается самим же обществом: «избранный музыкальным клубом комитет, — читаем мы 16 февраля 1792 года[272], — объявляя господам членам, что как ныне для заплаты прежних долгов потребны деньги, а из господ членов многие должны за биллиард, карты, также и эконому, поставляет себя долгом известить, чтоб господа члены постарались долги свои заплатить к 25-му числу сего месяца. Деньги поручено принимать эконому и давать в получении оных расписки, в противном случае комитет принужденным себе найдет впредь пропечатать в ведомостях именно тех, кто должны». Прошло 25 февраля, пролетела масленица, наступил великий пост, и появляется вторичное извещение от Комитета Музыкального Общества вместо обещанного им пропечатания фамилий неисправных должников. В этом извещении комитет указывал, что[273] «небольшое число старых сочленов обещали учинить клубу вспомоществование, другие же на то согласия своего не объявили, а между тем время бездействия проходит и долг на клуб вседневно возрастает, почему подтверждается сим прежнее извещение, что за неимением в клубе наличных денег, оставшиеся вещи употреблены будут на удовольствие долговых требований». — Как изысканно изъяснялись 150 лет тому назад — вместо продажи через судебного пристава, например, говорили: «на удовольствие долговых требований».
