Чехов устами доктора Астрова выразил одну из самых сокровенных и поразительных по меткости мыслей о том, что леса учат человека понимать прекрасное.
Характерно, что даже в очень деловом и очень строгом учебнике лесоводства для студентов наших лесных институтов мы можем прочесть такие замечательные строки: «Нельзя думать, что лес сам по себе может вызвать к жизни могучие идеи, открывающие озарённые новым светом пути. Но история науки, литературы, музыки и живописи показывает, что леса и парки являются чрезвычайно благотворной средой для кристаллизации новых идей и для творчества».
СССР – великая лесная держава. Наша лесная наука – наиболее передовая. Имена таких учёных – знатоков леса, как Тимирязев, Докучаев, Вильямс и другие, говорят сами за себя…
О величии и значении наших работ по созданию лесов нельзя рассказать на нескольких страницах. В этой области мы не новички. Многие из нас с давних пор «болели» за леса, писали о них, старались передать читателю свою любовь к нашим зелёным «океанам», к нашим лесным богатствам.
Думая об этом, я представляю себе человека, который через пески и гари, после изнурительного зноя, обветренный, сожжённый солнцем, входит, наконец, в глубину торжественных и тихих лесов, и всё его тело охватывает прохладой листвы. Великая сила жизни видна во всём: в колебаниях вершин, в пересвисте птиц, в мягком освещении. А к вечеру, около каких-нибудь лесных вод – тёмных и глубоких – человек садится у костра, и рядом с ним садится тишина.
Ночь поднимается над лесами, полная свежих запахов, смутного света, росы, крика ночных птиц. А впереди сотни таких ночей и рассветов, и дней, и вечеров, когда над любимой страной расстилается не то туман, не то дымок костров.
Может быть, об этом и думал Чехов, когда писал о докторе Астрове…
Виталий Закруткин
Слово о бессловесном
Жизнь человека сравнительно с жизнью той или иной планеты представляется неуловимо кратким мигом. Но даже люди одного поколения, если только они пытливы, внимательны, зорки, если они тесно связаны с природой и любят землю, не могут не заметить тех, на первый взгляд незначительных, превращений, которые ежечасно происходят вокруг них и постепенно, медленно, но неуклонно изменяют лик земли.
Занятый своим трудом, своими повседневными хлопотами и заботами, человек подчас проходит мимо этих «мелких», «незначительных» изменений, не обращая на них никакого внимания, а подчас, даже замечая их, равнодушно машет рукой и говорит: «На мой век хватит».
На земле совершаются гигантские дела – на службу человеку поставлен атом, тяжёлые воздушные корабли летают быстрее звука, люди уже всерьёз подумывают о межпланетных путешествиях, многочисленные народы твёрдо идут по пути социального прогресса, строя новое, основанное на справедливости общество. Стоит ли при этом тревожиться по поводу того, что на окраине глухого хутора вырублена зелёная рощица, что в безымянной речке почему-то не стало рыбы, что дрофы и стрепеты покинули окрестные степи, что дорогу в соседнее село вдруг перерезал овраг? Неужели же такие «мелочи» могут вызывать тревогу?
Да, могут и должны вызывать глубокую тревогу, горячее волнение, общее желание сохранить красоту природы, сберечь её богатства для будущих поколений, для наших детей.
Деревья в лесу бессловесны. Лишь тихим шелестом листьев встречают они браконьера-порубщика, никому не могут сказать о том, как одолевают их миллиарды прожорливых гусениц, как вытаптывает молодую древесную поросль безнадзорный скот. Деревья живут и умирают молча.
Ни быстроногий красавец сайгак, которого приманивает на свет автомобильных фар и предательски убивает из темноты жестокая дрянь в человеческом облике, ни белая медведица, которую в упор расстреливают в «родильной» берлоге, ни осиротевшая кряква, у которой бесцельно перебили ещё не поднявшихся на крыло малых утят, не могут сказать в свою защиту ни одного слова.
Молчат и миллионы миллионов рыбьих мальков, полупрозрачных младенцев, которых, вопреки правилам рыболовства, бесчисленной массой, под видом «хамсы» и «тюльки», вылавливают мелкоячейными сетями в заливах и реках, в протоках и ериках, в озёрах и каналах.
Обо всём этом, бессловесном, немом, но живом и прекрасном, о том, что составляет богатство и красоту планеты, что может развиваться только в тесной взаимосвязи, только под разумной и сердечной опекой человека, хочется мне сказать…
На большом донском острове росли старые вербы, тысячи могучих деревьев с серебристо-зелёной листвой. Вёснами, в половодье, вербы заливались тёплой, подогретой апрельским солнцем водой, зеленели пышной листвой, давали приют множеству птиц: иволгам, дятлам, дроздам, крохотным ремезам, которые вили из тополёвого пуха удивительные, похожие на рукавички, гнёзда.
Бывало, заплывёшь по разливу на лодке в самую гущу густого вербового леса, бросишь вёсла и слушаешь: тихо плеснёт потревоженная рыбой вода, прошумит в редкой куге весенний ветер, а наверху, в зелени сомкнутых ветвей, разноголосый птичий хор славит жизнь.
Ночами, когда над рекой встаёт белёсая полоса негустого тумана, а вершины деревьев светятся, озарённые низкой, выплывшей из Задонъя луной, в прибрежных вербах начинается соловьиный концерт. И каких только искусных певцов-соловьёв не было в старом вербовом лесу! Нежные, голосистые, тонкие, точно хрустальные колокольчики, они перекликались всю ночь, радовали людей своей ласковой чудесной песней…
Три года назад на остров пришла беда: на западной его окраине, вначале незаметные, спрятанные в густой вербовой листве, появились гусеницы. Серые, с чёрными крапинками, они множились, опутывали кроны деревьев паутиной, гирляндами повисали на паутине, пожирали листву. С каждым днём гусениц становилось всё больше. Участок за участком отвоёвывала у леса эта прожорливая серая армия. С ветвей падали растерзанные гусеницами пожухлые листья. Деревья в самом начале лета вдруг оказались голыми, словно в свирепую морозную зиму…
Приходилось ли вам видеть, как плачут вербы?
В июльскую жару, в самую сушь, когда солнце и ветер выжелтили лесную траву, а на протоптанных людьми тропках появились трещины, под безлиственными тёмными вербами вдруг заголубели лужи. Это плакали вербы. Их глубокие корни ещё тянули из земли влагу, могучие стволы ещё гнали вверх живительные соки, но на вербах не было ни одного листа, и каждая ветка стала ронять сок на землю. Точно слёзы, падали вниз чистые, прозрачные капли. Проходившие мимо полумёртвых деревьев старики хмуро говорили:
