Прошли еще сутки, прежде чем мы, на этот раз окончательно, выбрались на чистую воду. Это уже было у самой южной оконечности Скандинавского полуострова, в виду шведского порта Треллеборг. Наш верный проводник «Сибиряков», вызволивший нас из ледяного плена, описал большую дугу, дал три прощальных гудка и пошел назад, к родным советским берегам, которые мы покинули надолго.
«Грибоедов» стоял перед входом в узкий пролив Зунд, соединяющий Балтийское море с Северным. Но теплоход не пошел в пролив, а отдал якорь на внешнем рейде Треллеборга. Нам нужен был лоцман для прохода через пролив, и об этом «Грибоедов» известил порт специальным сигналом, поднятым на мачте.
Наш капитан, Владимир Семенович Гинцберг, который все эти дни почти не покидал мостика, теперь впервые мог посидеть с нами в кают-компании. Он рассказал нам за ужином, что плавание в проливах, соединяющих Балтийское море с Северным, чрезвычайно трудно и опасно. Это может показаться невероятным, — проливы на протяжении многих столетий изучены моряками разных стран до мельчайших подробностей, да и берега совсем рядом, рукой подать. Но именно берега более всего и страшны моряку в непогоду. В бурю каждый капитан предпочитает быть в открытом океане, где нет ни мелей, ни подводных камней, ни прибрежных скал.
Проход через Зунд затруднялся для нас еще и тем, что в узком и без того проливе для судов были проложены еще более узкие проходы. Надо было точно придерживаться этих проходов, иначе судно могло попасть на мины, расставленные немцами во время войны и в том году еще не вытраленные. Поэтому капитан «Грибоедова» особым сигналом запросил из порта кроме лоцмана новейшие карты пролива.
Лоцманский катер со специальным флагом на мачте подошел к борту «Грибоедова» вскоре после того, как был поднят сигнал. Лоцман по штормтрапу — веревочной лесенке с деревянными ступеньками — ловко поднялся на борт, вручил капитану пакет с картами и, пробыв минут десять, отправился на другие суда, которые стояли на рейде вокруг нас с такими же сигналами.
На рейде Треллеборга мы заночевали. Вечером мы наблюдали редкое в этих широтах весной северное сияние. Вначале оно предстало в форме гигантского пламени свечи. Пламя было бледнозеленым и стояло в небе, обращенное острым языком вверх, к зениту. Потом наметилась широкая дуга, протянувшаяся через небосвод с запада на восток и опиравшаяся на горизонт; яркость всё время менялась, стали появляться красные лучи; они то росли, то гасли и возникали вновь. Сияние как бы дышало. Спокойная поверхность моря отражала свет.
Наутро лоцман повел через пролив караван из пяти судов. Наш теплоход шел в голове каравана, так как лоцман был у вас на борту. Лоцманы всех портов очень любят водить советские суда: гостеприимство наших моряков хорошо известно повсюду.
Погода на этот раз выдалась прекрасная — солнце, легкий ветерок. Мы прошли крупный торговый город Швеции Мальме, а вскоре слева по ходу обрисовался Копенгаген — столица Дании.
Копенгаген лежит на низком плоском берегу острова Зееланд, и нам издали вначале казалось, что собор, ратуша и другие крупные здания торчат прямо из моря. Город был виден очень долго.
В Хельсингборге лоцман сошел с «Грибоедова». Здесь самое узкое место Зунда: всего две-три мили отделяют шведский городок Хельсингборг от городка Хельсингёре на датском берегу. Миновав эту узость, «Грибоедов» вышел в широкий пролив Каттегат. Так вот он, этот Каттегат, который мы в школе так часто путали со Скагерраком!..
Сразу же стал крепчать ветер, начало заметно качать. К обеду не вышло несколько человек: потеряли аппетит и отлеживались в каютах. Я чувствовал себя хорошо, хотя без качки, конечно, было бы лучше. Аппетит великолепный, даже больший, чем обычно.
Мы шли всё время полным ходом.
Ночью опять наблюдали северное сияние. От дуги над горизонтом выбрасывались широкие зеленоватые пучки света, похожие на лучи прожекторов. Только на востоке иногда появлялись «прожекторы» с розоватым оттенком. Сияние было ярче вчерашнего, море заметно освещалось им.
За день мы встретили более десятка пароходов, из них два советских: один приписан к Ленинграду, второй — к Владивостоку. Обменялись с ними приветственными гудками.
Прошли еще сутки.
Границы на море условны. Незаметно для себя миновали мы и Каттегат и Скагеррак и оказались в Северном море; проплыл сбоку остров Гельголанд, с его обрывистыми берегами и плоской поверхностью.
Вскоре «Грибоедов» вошел в пролив Ламанш. На английском берегу близ Дувра видны высокие меловые обрывы, знакомые по фотографиям в учебниках геологии. Песчаная отмель, близ нее торчат мачты трех потопленных в годы войны кораблей. Один из кораблей просто разорван пополам, — очевидно, от прямого попадания торпеды.
А вот и сам Дувр. На высоком берегу — мачты радиостанции, замок на холме, в ложбине — городок. Это самое узкое место Ламанша; отсюда виден и французский берег.
«Грибоедов» стал на якорь в большом английском порту Саутгемптон. Вскоре к борту теплохода подошли два катерка с баржами на буксире; на баржах надпись: «Fresh water» — «свежая вода» — и названия фирм. Видимо, — конкуренты. Второй помощник капитана нанял обоих: одна «водянка» стала заполнять носовые цистерны, вторая — кормовые.
На берегу — мачты радиостанции, в ложбине — городок.
Матрос с «водянки» попросил папиросу. Кто-то из наших протянул целую пачку. Но с высокой палубы океанского корабля до «водянки» не достать. Пачку пришлось бросить, по пути ее подхватил ветер и швырнул в воду. К «водянке» была привязана маленькая шлюпка. Матрос тотчас отвязал ее, вскочил в шлюпку и погнался за пачкой «Казбека». Взамен «утопленницы» наши моряки уже протягивали новые пачки и бросали их на «водянку», но матрос всё же догнал тонувшую коробку и извлек ее из воды.
В результате «несчастного случая» с папиросами матросы с «водянки» на неделю были снабжены куревом. А папиросы в это время были предметом внимания всей Англии. Правительство решило обложить высоким налогом табак, сигареты и другие табачные изделия. Потому рабочий мог позволить себе курить лишь две сигареты в день. Пачка папирос в глазах английского матроса или рабочего была в то время недостижимым богатством.
Обнаружилось, что у нас на борту два лоцмана. Они хорошо закусили и охотно приняли приглашение дождаться обеда, а тем временем сошли с мостика на ботдек — шлюпочную палубу, которая успела уже стать излюбленным местом наших прогулок.
