Сороки очень любили собак, хотя не упускали случая подразнить и их. В особенности им полюбился Роджер, часто приходивший к ним в гости. Навострив уши, он лежал у железных прутьев, а Сороки садились на пол клетки в трех дюймах от его носа и начинали разговаривать с ним тихими, хриплыми голосами, изредка заливаясь грубым хохотом, как будто рассказывали ему неприличные анекдоты. Они никогда не дразнили Роджера так упорно, как двух других собак, и никогда не пытались заманить льстивыми речами к самой клетке, где его можно было хлопнуть крылом или потянуть за хвост, что они часто проделывали с Вьюном и Пачкуном. В целом Сороки относились ко всем собакам благосклонно, но те должны были выглядеть и вести себя вполне как собаки, поэтому, когда у нас появилась Додо, Сороки начисто отказались верить, что это собака, и с самого начала стали относиться к ней с насмешливым, шумным презрением.
Додо была из породы шотландских терьеров. Эти собаки похожи на толстые, покрытые шерстью колбасы с малюсенькими кривыми ножками, огромными выпуклыми глазами и длинными обвислыми ушами. Как ни странно, своим появлением у нас этот забавный уродец был обязан маме. Один наш знакомый держал пару таких собак, которые вдруг (после долгих лет бесплодия) произвели на свет шесть малюток. Бедный хозяин сбился с ног, пытаясь получше пристроить щенят, и мама по своей доброте и легкомыслию обещала взять одного себе. Через несколько дней она отправилась выбирать щенка и неблагоразумно выбрала суку. В тот момент ей даже в голову не пришло, как неосторожно вводить даму в дом, населенный только одними мужественными собаками. Зажав щенка под мышкой (настоящая сосиска со слабыми признаками сознания), мама забралась в машину и с торжеством покатила домой показывать свое приобретение. Когда автомобиль подъехал к дому, мы все собрались на веранде и смотрели, как мамино пучеглазое сокровище ковыляет к нам по дорожке, отчаянно размахивая ушами. Чтобы приводить свое длинное, неуклюжее тело в движение, щенку приходилось очень усердно работать крохотными лапами. Чуть ли не на каждом шагу он останавливался у клумбы, так как после долгой езды в автомобиле его сильно мутило.
— Ах, какая прелесть! — закричала Марго.
— Ей-богу, он похож на голотурию, — сказал Лесли.
— Мама! Вот уж придумала! — воскликнул Ларри, с отвращением разглядывая Додо. — Где ты только откопала этого собачьего Франкенштейна?
— Но это же прелесть, — повторила Марго. — Что тебя в нем не устраивает?
— Это не он, а она, — сказала мама, с гордостью осматривая свою собственность. — Ее зовут Додо.
— Ну вот, — сказал Ларри. — Меня не устраивают прежде всего две вещи. Во-первых, у нее мерзкое для животного имя, во-вторых, приводить суку в дом, где живут вот эти три молодца, значит не желать себе добра. А потом, ты только посмотри на нее! Отчего это она такая? Попала в катастрофу или такой родилась?
— Не говори глупостей, милый. Это порода. Ей такой и положено быть.
— Чепуха, мама. Это урод. Ну кто умышленно станет выводить существо подобной формы?
Я напомнил, что и таксы имеют почти такую же форму. Их вывели специально для того, чтобы во время охоты на барсуков они могли проникать в их норы. Может быть, и шотландских терьеров вывели с такой же целью.
— Похоже, их вывели для того, чтобы они могли проникать в сточные трубы.
— Не говори гадостей, милый. Это очень славные собачки и очень верные.
— Еще бы, им приходится быть верными тем людям, кто проявит к ним интерес. Ведь у них не может быть много поклонников.
— Мне кажется, ты очень злишься на нее, во всяком случае, с тобой сейчас нельзя рассуждать о красоте. В конце концов ты просто поверхностный человек. Прежде чем бросать камни в чужой огород, ты лучше поищи бревно в своем глазу, — торжествующе выпалила Марго.
— Это пословица или цитата из газеты строителей? — удивился Ларри.
— Ты мне надоел, — сказала Марго с величественным презрением.
— Ладно, ладно, — увещевала их мама. — Не ссорьтесь. Это моя собака, и мне она нравится, остальное не имеет значения.
Поселившись у нас в доме, Додо почти сразу же выказала свои недостатки и причиняла нам хлопот гораздо больше, чем все остальные собаки, вместе взятые. Прежде всего у нее была слабая задняя нога, в любой час дня и ночи она без всяких видимых причин могла вывихнуться в бедренном суставе. Додо, не обладавшая стоическим характером, встречала эту катастрофу пронзительными криками, которые достигали прямо душераздирающих высот. Вынести это было невозможно. Однако же нога совсем не беспокоила Додо, когда она отправлялась на прогулку или с резвостью слона носилась по веранде за мячом! Но вечерами, когда мы, собравшись все вместе, спокойно погружались в чтение, писание писем или вязание, нога Додо непременно выходила из сустава. Собака опрокидывалась тогда на спину и визжала так, что все, побросав свои дела, вскакивали с места. К тому времени, когда нам удавалось вправить ей ногу, Додо, накричавшись до полного изнеможения, мгновенно погружалась в глубокий мирный сон, а наши нервы бывали так напряжены, что мы уже до конца вечера не могли ни на чем сосредоточиться.
Как вскоре выяснилось, интеллект у Додо был чрезвычайно ограничен. Ее черепная коробка могла вместить одновременно только одну какую-нибудь мысль, но, уж если она туда попадала, Додо упорно отстаивала ее, несмотря на все противодействия. Очень скоро после своего прибытия она решила, что мама принадлежит только ей одной, но вначале проявляла свои собственнические наклонности не так уж активно, пока мама не уехала однажды в город за покупками, не взяв ее с собой. Додо вообразила, что ей никогда больше не видать маму, и пришла в полное отчаяние. С тоскливым воем она бродила вокруг дома и порой так предавалась горю, что ее нога тут же выходила из сустава. Маминому возвращению она обрадовалась несказанно, однако решила, что с этого момента больше уже не выпустит маму из виду, иначе та сбежит снова. Она прицепилась к маме как банный лист и никогда не отставала от нее больше чем на два фута. Если мама поднималась за книгой или сигаретой, Додо отправлялась за нею через комнату, и потом они вдвоем возвращались на прежнее место. Додо с облегчением вздыхала, думая, что ей еще раз удалось предотвратить мамин побег.
На первых порах Роджер, Вьюн и Пачкун взирали на Додо со снисходительным презрением. Ведь у нее было слишком много жиру и слишком низкая посадка, чтобы совершать дальние прогулки. Если же они хотели поиграть с нею, у Додо появлялась мания преследования, и она с воем убегала в дом, стараясь найти там защиту. В общем они считали ее скучным и бесполезным добавлением к своему собачьему семейству, пока не открыли, что за нею можно поухаживать. Сама Додо выказывала полную невинность в отношении этой трогательной стороны жизни. Казалось, она была не только удивлена, но и сильно напугана своей неожиданной популярностью, когда ее поклонники прибывали в таком количестве, что мама вынуждена была ходить повсюду с тяжелой палкой. Именно из-за своей викторианской наивности Додо стала легкой жертвой Пачкуна, соблазнившись его чудесными рыжими бровями.
На удивление всем (включая и Додо) от этого союза родился щенок, странный мяукающий шарик с фигурой матери и замечательной коричнево-белой раскраской отца. Стать так неожиданно матерью было для Додо слишком большим испытанием, нервы ее сильно сдали. Она разрывалась между необходимостью оставаться со своим щенком и желанием быть поближе к маме. Однако мы сначала и не подозревали об этих нравственных муках. В конце концов Додо нашла компромиссное решение: ходила повсюду за мамой и таскала в зубах щенка. Она провела так целое утро, прежде чем мы догадались, что происходит. Додо держала несчастного щенка за голову, и он болтался из, стороны в сторону, когда она бегала следом за мамой. Никакая брань и уговоры на нее не действовали, так что мама вынуждена была сидеть с Додо и ее щенком в спальне, а мы носили им туда на подносе еду. Но даже это не могло спасти положения. Стоило только маме встать со стула, как Додо, бывшая всегда начеку, хватала щенка и глядела на маму испуганными глазами, готовая в случае чего броситься за нею в погоню.
— Если так пойдет и дальше, — заметил Лесли, — щенок превратится в жирафа.
— Да, я знаю, бедная крошка, — сказала мама, — но что я могу поделать? Она хватает его, даже когда я зажигаю сигарету.
— Самое простое — утопить его, — сказал Ларри. — Из него же вырастет отвратительное животное. Взгляните на родителей.
— Нет, утопить его я не дам, — рассердилась мама.
— Не будь таким противным, — сказала Марго. — Бедная крошка.
— Я считаю такое положение совершенно нелепым — позволить собаке посадить себя на цепь.
— Это моя собака, и, если я хочу здесь сидеть, так оно и будет, — твердо сказала мама.
