Его разбудил сильный шум на веранде. С Евгением Юрьевичем спорил какой-то злобный парень, на них кричали официантки. Странно, однако вожака тащила за руку его подруга, мешала ему, когда парень набросился на него. Но вожак, изловчившись, ударил нападавшего и сбил его с ног. Вожак отвернулся от побежденного, он так и должен был поступить, а парень вместо того, чтобы признать силу победителя, вскочил на ноги и бросился опять в драку.
— Женя, осторожно, у него нож! — закричала красавица Эра.
Васька, не успев даже подумать о том, какая это для него большая удача — защитить Хозяина и вожака, в несколько прыжков оказался на веранде, зарычал и стал заходить сзади нападающему, как медведю, чтобы отвлечь его от Евгения Юрьевича. Парень вертелся волчком, размахивая ножом, а Ваське мешали стулья.
— Убери собаку! — крикнул парень и, швырнув стулом в Ваську, кинулся на вожака.
Этого было достаточно, чтобы Васька смог прыгнуть на него сбоку, рвануть зубами полу пиджака, отскочить назад и снова начать отвлекать его на себя, но тут на него обрушился страшный удар, который нанес кто-то из сторонников нападавшего. Васька крутнулся на месте, его ударили еще. Он не заскулил, а закричал от боли, пополз под столами на передних лапах, потому что задних у него словно не стало. Добрался до ступенек, упал с них на землю и там взвыл от боли и забылся от нее.
Он не видел, как Евгений Юрьевич дрался с тремя нападавшими, как он выбил нож из рук хулигана, не слышал, как подъехала с включенной сиреной милицейская машина. Не знал, что нападавшие бежали, что милиционеры тут же повезли в дом отдыха Евгения Юрьевича — его все-таки зацепили ножом, и у него из ладони шла кровь.
Очнулся Васька поздно ночью — все люди спали, только едва слышно вдали шумело море да ярко горели на небе звезды. Вспомнив происшедшее, он хотел было вскочить — где вожак, что с ним? Однако невыносимая боль прижала его к земле. Тогда он, скуля, пополз по обочине к дому отдыха, волоча за собой зад. Когти скользили по каменистой земле, он готов был грызть ее, и грыз бы, будь это возможно, чтобы хоть немного продвинуться вперед, туда, где был или должен находиться Хозяин и вожак.
Затем он решил ползти по придорожной канаве — там земля была мягче, должны лучше цепляться когти. Свалившись в нее, он снова забылся, а придя в себя, пополз, пока не наткнулся на бетонный мосток, ведущий с обочины в дом. Как он ни старался преодолеть его, ничего не получалось, и выбраться из канавы он тоже не мог.
Утром его обнаружила женщина, живущая в доме, испугалась вначале, а потом накричала:
— Ты что тут делаешь? Пошел вон! Кому говорят?
Однако Васька посмотрел на нее такими умоляющими, страдающими глазами, что женщина перестала кричать.
— Да что с тобой, милый, а? — спросила она, а затем крикнула в дом: — Гриша, Гриша, иди сюда!
Вышел заспанный Гриша в мятой, обвисшей майке, почесал ногтями волосатую грудь, смотрел на Ваську после сна не вполне осмысленно, а когда понял, что от него требуется, огляделся, где бы найти палку.
— Не смей, Гриша. Ее, наверно, сбила машина.
— Не бегай по ночам по дороге… Не бегай, если не знаешь правил уличного движения, — заладил Гриша, и вдруг сообразил: — Может, я ее оттуда вытащу? Смотри, — пригрозил он Ваське пальцем, — не грызни!
Он спустился в канаву, подошел к Ваське сзади, погладил по загривку, взял под грудь, но тот, не выдержав боли, защищаясь от нее и Гриши, защелкал зубами возле руки и закричал:
— Ау! Ау! Ау!
— Перебит позвоночник, — сказал Гриша и, обращаясь уже к Ваське, добавил: — Плохи дела у тебя, друг человека. Совсем никудышные.
— Что же делать?
— Схожу к Осипенкову, — вздохнув, сказал Гриша.
Он привел с собой человека в соломенной шляпе и с ружьем. Взглянув на него, Васька даже вздрогнул — да ведь это Хозяин из его снов! Он видел его наяву, когда тот проходил по дороге мимо дома отдыха. Только тогда не было на нем шляпы и не было ружья, но Васька точно знал, что у этого человека есть оно — от него исходил едва уловимый, приятнейший запах ружейного масла.
— Постой, Гриша, да я же знаю эту собаку! Чья же она? — задумался Хозяин, взяв подбородок в скобочку большим и указательным пальцами. — Я видел ее… А-а, — вспомнил он, — видел этого песика во дворе дома отдыха. Еще подумал тогда: «Кто же это привез с собой русскую гончую?» Потом кто-то сказал, что его оставил один отдыхающий, и я подумывал даже, а не взять ли этого щенка себе. Вырос-то как, красавец — пегий окрас с черным чепраком. Надо же… Жалко…
Хозяин спустился вниз к Ваське, погладил его, и тот потянулся мордой к руке, потому что не мог лечь на спину…
— Может, тебя только сильно ударило? Может, он цел у тебя, и мы еще поохотимся? — спрашивал Хозяин, тихонько поглаживая Васькину спину, но когда ладонь дошла до ее середины, тот опять закричал. — Нет, перебит. Ну, милый, тогда потерпи. Какие же умные у тебя глаза, бедняга. Потерпи, осталось совсем немного. Одна капелька… Лежишь только неудобно, спиной, но ты повернешь ко мне голову, когда я посвищу так: «Фью, фью, фью — фи-фиив!». Понял, понял меня, значит, повернешь голову… Пожалуйста, тебе же легче станет…
Хозяин отошел на несколько шагов, округлив губы, засвистал, Васька поднял голову, повернул ее, увидел поднимающийся ствол ружья и не успел даже закончить мысль, что ему теперь ничего не страшно, ведь теперь у него, наконец, есть настоящий Хозяин, как в него горячим клубком вошла смерть.
Первая публикация — Александр Ольшанский. Китовый ус. М., Современник, 1981
