— И что теперь получается, — продолжал греметь Волохов, — план по сенозаготовкам выполнен и без того, а теперь вы еще с клевером этим сунулись. Куда мне его девать, скажи, пожалуйста, тимуровец?
— Что, он лишний, что ли, клевер-то? Куда-нибудь пригодится… Сено ведь, — подавленно сказал Валька. Картина, которая стала раскрываться, его обескуражила.
— Да, лишний! Лишний! Как я его вывезу теперь? Технику надо гробить, зимники к дальним пожням заросли, расчищать их надо, кусты да деревья валить, золотой клевер-от получится. Продать тоже потом не смогу, скажут, Волохов совсем заелся, клевером торгует… Куда мне с ним?
Валька сидел растерянный, сказал горько:
— Ну так и не вывозите, чего там, пусть себе гниет.
Это председателя совсем разъярило. Он опять шарахнул кулаком по столу.
— А вот и бросить-то его я тоже не могу! Беда-то и есть в этом вся!
— Почему не можете?
— Ты что думаешь, не узнают об этом в районе? Узнают! Кто-нибудь все равно языком ляпнет. Тогда со всего правления штаны снимут, с меня-то уж точно. Четыре тонны клеверу, шутка сказать…
Волохов уставился в листок с красными кружками, замолчал. Ситуация его крепко разволновала. Валька тоже молчал, он не знал, что сказать, потому что был потрясен разговором. Они с ребятами так старались, так радовались своему успеху, хотели помочь, а оказалось, навредили. Нелепо все и обидно. И Валька сказал то, что его больше всего в эту минуту волновало:
— Тут что-то не так, Вячеслав Егорович. Не может же сено оказаться в хозяйстве лишним. Сена больше, значит, и скота больше, а раз так — значит, и денег в колхозе больше. Это же простая арифметика…
— Пифагор, так тебя! — взорвался опять Волохов. — Тебя бы на мое место, посмотрел бы я, как ты стал эти задачки с лишним сеном решать!
— Так и стал бы решать, как решаю, — сказал с затаенной злостью Валька. — Как же иначе?
Волохов посмотрел на него тяжело и устало, махнул рукой.
— Ладно, иди домой. Я думал, Агеев наврал на тебя за то, что ты ему нос расквасил, ан нет, вижу, вы и впрямь натворили черт-те чего.
Валька поднялся, шагнул к двери.
— Постой, — остановил его председатель. — Кое-что объясню, а то уйдешь с черной душой. Как бы, чтоб было доходчивее. — Он сграбастал со стола листок с красными кружками, смял в кулаке, бросил под ноги, в корзину. — Вывезти, конечно, можно. Это, конечно, проблема, но не такая уж, техника будет. Дело в другом. — Он встал, сплел пальцы рук за спиной, заходил. — Вот у нас есть стадо, столько-то голов, мы обязаны, исходя из количества этих голов, сдавать ежегодно столько-то мяса, столько-то молока. Значит, есть план и мы его выполняем, кровь из носу. Это раз.
Волохов выставил вбок левую руку, загнул на ней мизинец, так и продолжал ходить по кабинету.
— В этом году нам сильно повезло: одно из хозяйств района не выполнило план по поставкам мяса. Попросили нас помочь. Мы согласились, но с условием, что план по молоку тоже будет урезан и на этот, и на следующий год. А может, и на последующие года, если мы всех обхитрим. Это два. — К мизинцу присоединился безымянный палец. — Значит, если стадо сократилось, сена и без того хватает. И тут вдруг выступаете вы с вашим так называемым подарком и ставите рядом с заготовленным сеном еще один стог самолучшего лесного клевера. Какое решение после этого принимает район, как ты думаешь, стратег?
— Не знаю, — пожал растерянно плечами Валька.
— Вот ты не знаешь, а я-то, волк стреляный, и догадываюсь, что решение будет одно: план скорректируют в сторону увеличения, заставят увеличить стадо, да еще и движение начнут за восстановление суземков. А нам только этого и не хватало! Людей не поднять, разленились…
И председатель загнул третий палец. Потом устало махнул рукой: иди, мол, все тут ясно… И Валька ушел. Ушел с тяжелой душой, потому что ему так и не стало до конца ясно, как это клевер может оказаться лишним в хозяйстве? Ведь дополнительный клевер — это увеличенное стадо, а чем больше стадо, тем больше доход… И что это за хозяйство, которое такая арифметика не устраивает?
* * *
После разговора с председателем колхоза Валька долго сидел на берегу за баней, на бревне, и глядел на море. Тут ему никто не мешал. Вокруг него, как тяжелые и холодные мухи, летали всякие безрадостные мысли, занудно гудели, садились на сердце, бегали по нему своими мохнато-липкими и острыми ножками, оставляя крохотные, кровоточащие ранки. И сердце ныло. Валька не выдержал, маленько поплакал. Хотя был он парень крепкий, как и полагается единственному в доме мужчине, и распускать слезы ему не пристало.
Но был он, как и все подростки, совсем еще маленьким мужчиной, можно сказать, начинающим. И как все подростки, очень уважал мнение взрослых, старался всегда сделать дело так, чтобы взрослые сказали ему: «Молодец, Валька!».
Он и на этот раз старался. Они все старались, весь седьмой гвардейский класс. Старались не за деньги, не за что-то там еще, а просто очень хотели, чтобы взрослые им сказали: «Молодцы, ребята! Вы нам здорово помогли!». Этого было бы достаточно, чтобы сворачивать новые горы.
Но взрослые все оценили иначе. Они сказали: «Вы подложили под нас мину…». Это было несправедливо и обидно.
Не-ет! Надо уезжать отсюда, уезжать к чертовой матери! Все тут у них шиворот-навыворот, набекрень все. То, что со всех сторон должно быть выгодным, оказывается, «портит картину родному колхозу» и, значит, тянет его назад. Он, Валька, и тянет, топит, можно сказать, колхоз «Заря» в пучине разорения, после того как заготовил сверх плана клевер. Не глупость это разве? Надо уезжать… Вон и дядя Женя, брат отца, в город зовет учиться на сварщика, обещает устроить… Не так у них тут все, не так… Пускай как хотят, без него…
Он еще долго сидел на берегу и глядел на море.
Когда сели ужинать, мать оказалась уже в курсе его проблем. Наверно, с ней поговорил сам Волохов, а может, кто-то еще. Мать есть мать, ей всегда все известно.
— Ну что, получил свое, самоуправник?
Вся происшедшая история вызвала у нее противоречивые чувства. В суть ее она не вдавалась, потому что если уж Волохов остался недоволен ее сыном, значит, виноват сын, а не Волохов. Председатель прав всегда — это известно любому колхознику. За все годы руководства «Зарей» он еще ни разу не сделал ничего такого, что повредило бы людям. А с другой стороны, мать тихо радовалась, что уж теперь-то Валька точно не останется в деревне, после такого нагоняя… А то в трактористы надумал… Видали?
— Угу, получил, — ответил Валька, нахлебывая наважью уху.
