Разделавшись с домашним хозяйством, я садилась за машинку и писала несколько писем или отчет для Джорджа. Андреа был совершенно зачарован пишущей машинкой. Он часто стоял у меня за спиной, глядя, как я печатаю. Иногда я выходила на волю, собирала растения, делала снимки или, если день был не пасмурный, просто сидела на солнышке, читала, вязала, стараясь распределить пряжу так, чтобы ее хватило для вязанья на все время пребывания в Кабаре.
Часто прилетали две белошеие вороны; я очень любила их общество. Раньше мне никогда не приходилось приручать диких животных, и, может быть, поэтому я была к ним особенно привязана. После того как я прикармливала их несколько недель, они стали очень требовательными: прилетая, громко каркали и гомонили до тех пор, пока я не выносила им каких-нибудь остатков еды. Если я выходила к ним с пустыми руками, вороны клевали ботинки и одежду, словно стараясь уговорить меня принести им что-нибудь поесть. Они были ужасные воришки, и мы с Джорджем быстро научились не разбрасывать наши вещи. Мне не раз приходилось отнимать у птиц мыло, одежду Андреа и сторожа. Но вороны были симпатичные, забавные существа. Мы провели вместе много веселых и интересных часов.
В середине дня наступало время подумать об обеде. Я отправлялась в кладовую и просматривала все ящики с консервами (Джордж любил возиться в кладовой, раскладывая наши припасы то так, то этак — тогда он чувствовал себя рачительным хозяином). Мы почему-то легко забывали, что было на обед в предыдущие дни, и, выбирая еду, я старалась руководствоваться числом банок, оставшихся в распакованных ящиках. Чтобы нам не пришлось питаться одним консервированным мясом, мы составили меню на месяц вперед. Хотя у нас был приличный выбор: тушеный бифштекс, почки, ветчина, котлеты, язык, лососина, просто мясо в своем соку — по вкусу они не отличались друг от друга. Чтобы как-нибудь разнообразить стол, я стала приправлять консервы большим количеством лука, грибов, разных, пряностей и вина. Обычно мы ели суп, мясо, овощи, картошку или рис, а на десерт — фрукты или какое-нибудь домашнее печенье. Нам больше всего нравился «обед из одного блюда» — рис по-испански, или гуляш, или спагетти. Любимым блюдом было мясо, тушенное с картошкой, луком-пореем, помидорами, горошком, грибами, морковью и кое-какими сушеными овощами. Во все это я добавляла капельку острого соуса, разные приправы и красное вино. Я нашла хороший рецепт приготовления клецок с зеленью, и Джордж всегда просил меня их сделать.
Около четырех часов я начинала ждать возвращения Джорджа, то и дело выходя из домика и поглядывая в сторону тропинки. Наконец он появлялся, озябший и голодный, и я сразу давала ему горячее какао или бульон, а если в этот день что-нибудь пекла, то он получал «лишний» кусочек. Пока Джордж переодевался в теплый свитер и сухие штаны, я развешивала его промокшую одежду у огня, а он рассказывал о том, как вели себя гориллы и что нового он узнал за этот день.
Время в горах летело быстро. День за днем, месяц за месяцем, редко что-нибудь нарушало размеренный ритм жизни. Здесь, у самого экватора, продолжительность дня почти не меняется; температура одинакова круглый год; в горах не было того, что мы называем временами года, — просто в некоторые месяцы дожди шли более обильно, чем в другие. За все время жизни в Кабаре нас навестил только один человек. Администрация заповедника очень строго запрещала посещение района вулканов. Только Гренольд Коллинз, старый друг нашей семьи, пробыл у нас два дня в конце октября. Было так непривычно сидеть и разговаривать с третьим человеком, толкуя о делах столь далекого от нас внешнего мира. Интересы нашей жизни были сосредоточены в пределах хижины, поляны и леса, с населяющими его живыми существами, так что разговоры редко выходили из этого круга тем.
Гориллы были нашими ближайшими соседями, и мы судачили о их делах, как судачат о соседях: миссис Пятнышко поссорилась с миссис Черноголовой, миссис Мозолистая Джейн в первый раз позволила своему малышу прокатиться у себя на спине, поврежденный больной глаз у миссис Кривой, видимо, разболелся еще сильнее. Живя в тесном и постоянном общении, Кей и я научились угадывать заранее поступки друг друга, изучили все привычки до мелочей. Слова становились все менее нужными. Теперь легче было понять, каким образом гориллы так успешно координируют свои действия жестами и немногими звуками. Очевидно, такого общения вполне достаточно для их простой жизни. И лишь изредка Кей говорила со вздохом: «Как мне хочется поговорить с женщиной о кулинарных рецептах, тряпках, обо всем том, что тебя не интересует».
Радио у нас в Кабаре не было: мы не хотели нарушать покой нашей жизни шумами, долетающими из внешнего мира. От сотрудников Национального Парка никаких новостей никогда не поступало. Только раз в три недели, когда сменялся сторож заповедника, нам доставляли почту.
День почты! Когда наступал этот долгожданный день, Кей поминутно выглядывала из домика в надежде увидеть на опушке леса нового сторожа, пришедшего на смену. Иногда его присылали с опозданием на несколько дней, но рано или поздно он появлялся в сопровождении местного жителя, который тащил на себе его трехнедельный паек бобов, риса, сушеной рыбы и пива. Мы всегда с волнением открывали письма из дома и читали «Тайм» и «Ньюсуик», желая узнать, что же произошло за это время. Но через несколько часов внешний мир снова отступал далеко на задний план до следующего почтового дня.
Сторожа считали пребывание в Кабаре сущим наказанием. Они ненавидели такую жизнь: здесь было холодно и сыро, за исключением Андреа им было не с кем поболтать и выпить пива. Кей всегда беспокоилась, когда я в одиночку бродил по лесу целыми днями, а иногда оставался там и на ночь. Если она сама не шла со мной, то настаивала, чтобы со мной шел сторож. Для ее успокоения, я иногда брал его в поход, но, если гориллы были близко, оставлял в каком-нибудь месте ожидать моего возвращения. Вполне понятно, что большинство сторожей терпеть не могли эти прогулки: крапива обжигала им ноги, а лесные животные вызывали у них слепой ужас, который нисколько не уменьшался от того, что животные эти были им не в новинку. Однажды со мной был сторож Донати, рослый самоуверенный парень. Буйвол, чей сон мы, очевидно, потревожили, шумно выскочил из зарослей прямо на нас. Я встал за дерево, а Донати, громко вопя, пустился бежать по тропе, словно буйвол за ним гнался. Между тем животное просто пронеслось мимо нас и исчезло в лесу. Подобное происшествие случилось и с Десмосом, худым, мускулистым сторожем, в котором чувствовалась примесь крови батутси. Он шел прямо за мной, когда мы неожиданно наткнулись на группу горилл. Самец поднялся из зарослей и несколько раз оглушительно взревел. Десмос кинулся бежать вниз по откосу, и я увидел его только несколько часов спустя, когда он появился хромая, с вывихнутым коленом, которое он повредил во время своего поспешного «отступления». Судя по тому как они себя вели, мне начинало казаться, что «парковый сторож», или «сторож заповедника», совсем не должность, а почетное звание, не имеющее отношения к их прямым обязанностям.
