Джеральд Даррел - Перегруженный ковчег

Наступил день нашего отъезда из Бакебе. Когда Чемли заметил подъехавший грузовик и увидел начавшиеся сборы вещей и экспонатов, он догадался, что предстоит любимое его развлечение — поездка на машине. Он улюлюкал, кричал, возбужденно прыгал, натягивал свою цепь, дико барабанил по стенкам клетки, создавая как можно больше шума, чтобы напомнить о себе. Может быть, он беспокоился, что мы его забудем. Когда все было собрано и погружено, клетка была водружена в кузове грузовика, и Чемли забрался в нее, радостно гикая. Мы двинулись в путь. Слуги разместившиеся по бокам и у края грузовика, затянули громкую песню. Чемли вдруг подхватил песню протяжным и довольно мелодичным завыванием, что вызвало у остальных певцов взрыв смеха. Повару пение Чемли показалось даже настолько смешным, что он вывалился из машины. Хорошо, что грузовик не успел еще набрать скорость, мы затормозили и подобрали покрытого пылью, но все еще смеявшегося повара.

В Кумбе благодаря любезности преподобного Поля Шиблера и его супруги мы получили в свое распоряжение три принадлежавших миссионерам школьных здания. В первое время, как и обычно, когда приходится устраиваться на новом месте, в нашем большом хозяйстве царил полный хаос. Перед ними сразу же остро встала проблема снабжения водой. Пока мы находили подходящего водоноса и снаряжали его необходимым количеством тары, Чемли громко сообщил о том, что он хочет пить. Он был привязан снаружи, и к нему уже сбежалась толпа местных жителей, никогда ранее не видевших живого взрослого шимпанзе. В отчаянии я открыл бутылку пива и поднес ему. К моему изумлению, Чемли радостно принял этот напиток и старательно облизывал губы после каждых нескольких глотков. Чем меньше пива оставалось в бутылке, тем выше запрокидывал ее Чемли и тем больше зрителей собиралось вокруг нас. Скоро Чемли начал забавно прыгать, кувыркаться и размахивать руками. Он был весь покрыт пеной от пива и чувствовал себя превосходно. Но это пьяное веселье доставило мне много хлопот, так как только через несколько часов Чемли протрезвился и начал вести себя прилично. Кроме того, потребовалось вмешательство трех полисменов, чтобы рассеять толпу человек в двести, окружившую занятые нами дома и закрывшую нам все входы и выходы. С того дня Чемли больше не получал напитков крепче лимонада или чая, какая бы жажда его ни мучила.

Вскоре после нашей остановки в Кумбе к компании обезьян присоединилась Су. Это была самая маленькая из всех виденных мною когда-либо шимпанзе: она еще не могла ходить и имела всего четыре зуба. Су появилась в корзинке, из которой с любопытством выглядывали ее широко раскрытые глаза. Обезьянка жадно сосала собственную ногу. Как она выжила у своего хозяина, кормившего ее только похлебкой из ямса, я не знаю. В течение часа она высосала полную бутылку теплого молока с сахаром и рыбьим жиром. Когда я показал ее Чемли, он не проявил к Су особого интереса и только попытался ткнуть ее пальцем в глаз. Мои надежды на романтическую привязанность друг к другу большого и маленького шимпанзе не оправдались.

Каждой матери, которой надоедает писк ее краснолицего ребенка, я бы сказал: "Обменяйте его на маленького шимпанзе, такого, например, как Су. Он доставит вам не меньше удовольствия и вдвое меньше хлопот". Ночи Су проводила в утепленной корзине, днем она забиралась в мою кровать. Я никогда не слышал ее плача и капризов. Она поднимала страшный крик, стискивая кулачки и брыкаясь маленькими ножками, только тогда, когда я показывал ей бутылку с молоком, а затем обнаруживал, что молоко еще не остыло и его нельзя дать обезьяне немедленно. Это было с моей стороны преступлением, и Су сразу же ставила всех об этом в известность. Первый завтрак Су получала в семь часов утра, в последний раз она кушала в полночь. Всю ночь она спала совершенно спокойно, что не плохо было бы перенять многим грудным младенцам. Днем, как я уже говорил, она лежала в моей постели, сосала пальцы рук или ног, иногда немного кувыркалась по кровати, но значительную часть дня спала.

У Су выделялись голые розовые ладони, ступни и лицо, все остальные части тела были покрыты густыми черными волосами. На голове волосы как будто разделялись посередине пробором, далее они ровной челкой спускались на уши. Су немного напоминала мне японскую куклу с серьезно торжественным лицом. При первой встрече с ней я был очень огорчен, так как опасался, что такое крохотное существо потребует бесконечного внимания и забот, на которые у меня не хватит времени. Оказалось, однако, что она доставляла нам значительно меньше хлопот, чем любое другое животное в нашей коллекции. Слуги настолько полюбили ее, что разгоралась серьезная борьба за право поить ее молоком. Даже Джон, когда он думал, что меня нет поблизости, подходил к Су, нежно гладил ее и бормотал ей детские сказки; я несколько раз заставал его за этим занятием.

Чемли, я полагаю, немного ревновал нас к Су, но он был слишком джентльмен, чтобы чем-либо это обнаружить. Через несколько дней после ее появления в лагере в Камерун прибыл официальный представитель Лондонского зоопарка, которому я с большим сожалением передал Чемли для отправки в Англию. Я не видел после этого Чемли более четырех месяцев, когда я навестил его в санатории в Риджент-парке. Чемли жил в просторной комнате, наполненной соломой, и пользовался среди обслуживающего персонала санатория большой популярностью. Я не рассчитывал, что Чемли меня узнает: при наших встречах в Камеруне я носил легкое тропическое обмундирование и на моем лице были усы и борода, теперь же я был гладко выбрит и одет так, как принято одеваться в Англии. Но Чемли все же узнал меня. Издали заметив мое приближение, он забегал по комнате, подобрался к тому месту, куда я должен был подойти и встретил меня старым своим приветствием, слегка придавив зубами мой палец. Мы сели рядом, я угостил его сахаром, после чего, по установившейся традиции, мы закурили папиросы. Чемли осторожно снял с меня туфли и носки и проверил, все ли у меня в порядке с ногами. Закончив курить, он отнес окурок в дальний угол комнаты, подальше от соломы. Когда пришло время расставаться, он пожал мне руку и долго провожал меня взглядом через приоткрытую дверь комнаты. Вскоре после этого Чемли перевели в общее помещение для обезьян, и он потерял возможность принимать посетителей.

Больше я не видел Чемли, но дальнейшая его судьба мне хорошо известна. Он стал крупной телевизионной звездой, часто появлялся в Александровском дворце и вел себя перед объективом телевизионной камеры как заправский артист. Когда у него разболелись зубы, Чемли снова поместили в санаторий для лечения. В один прекрасный день ему вдруг стало скучно, он вырвался из комнаты и пробежал по всему Риджент-парку. Дойдя до улицы, Чемли увидел рядом с оградой автобус и, долго не раздумывая, вскочил в него. Неожиданное появление страшной обезьяны вызвало панику среди пассажиров автобуса; шум и крики в свою очередь настолько вывели Чемли из душевного равновесия, что он совершенно забылся и даже успел кого-то укусить. Если бы люди понимали, что крики и шум быстрее и легче всего побуждают диких животных к боевым действиям! Покинув автобус с перепуганными пассажирами, Чемли пошел по дороге, остановился около женщины с детской коляской (увидев рядом с собой обезьяну, женщина едва не упала в обморок) и начал думать, чем ему дальше заняться. В этот момент появились работники санатория. Чемли уже успел понять, что цивилизованные люди не могут быть достойной компанией для хорошо воспитанного шимпанзе, поэтому он охотно принял предложенную ему смотрителем руку и вернулся обратно в санаторий. После этого приключения Чемли был признан опасным и отправлен в зверинец к обезьянам. Через некоторое время у Чемли опять разболелись зубы, он снова попал в санаторий и снова предпринял попытку совершить побег.