— Ты хочешь взять с собой это сокровище? — спросил ее Тараканщик.
— Конечно же! Ведь он не останется без меня!
— Так! — сказал Тараканщик. — Быть нам в воде! Быть? Быть. Так, — помолчал и вдруг говорит решительно: — Ну, хорошо. Лезь в лодку. Но будь осторожна!..
Маруся сразу оживилась, повеселела.
— Я на конец сяду, — закричала она, — вот сюда! — и показывает на нос лодки.
Я, конечно, воспользовался случаем и говорю ей поучительно:
— На «конец»! Какой же это «конец»? Это нос, а не «конец». И нельзя тебе на нос садиться — загрузишь его. Вот сюда садись, на среднюю скамейку.
Маруся так была рада, что совсем не обратила внимания на мой возмутительный тон и послушно села, куда я ей показал. Села, посадила к себе на колени Чарли, и мы поехали.
Я был очень доволен собой — показал-таки себя девчонке.
IV
Хотя наше утлое суденышко было загружено теперь чуть не до самых бортов, я не утерпел, чтобы не хвастнуть перед Марусей своим умением управляться с лодкой. Я снова начал проделывать разные «фокусы» — разогнав лодку, вдруг останавливал ее или круто повертывал в сторону, кружился на одном месте, греб кормой вперед, Маруся, по-видимому, нисколько не боялась воды и с полным одобрением относилась к этим моим упражнениям. Особенно ей понравилось кружение.
— Еще! Ну, еще Шурик! — повторяла она в восторге. — Как хорошо! Ну, теперь разгони лодку быстро-быстро! Вот так! Вот так! — и от удовольствия она громко смеялась.
Глядя на нее, и мне было весело и хотелось смеяться. Но я заставлял себя быть серьезным и даже делал ей суровые замечания:
— Как сидишь! Разве так можно сидеть в лодке? За борт захотела? Сядь на средину скамейки и сиди смирно. И собаке своей не давай возиться!
Но даже эти замечания не сердили Марусю. С самым уморительным видом она, наклонившись к Чарли, говорила ему на ухо:
— Вот какой он сердитый, Чарлик! Смотри же сиди смирно-смирно! А то он тебя...
И она болтала без умолку всякую веселую чепуху.
Тараканщик сидел на корме, молча слушал наши разговоры и улыбался. Наконец, он велел мне ехать к тем кустикам, о которых говорил мне раньше.
Кусты, оказалось, росли на неглубоком месте. Подъехать к ним вплотную было нельзя — водяные травы густо разрослись вокруг них. Весла увязали и путались, и грести стало очень тяжело. Наконец, я умаялся совсем, бросил весла, и лодка остановилась.
Тараканщик наклонился над водой и стал в нее всматриваться. Потом запустил в нее руку и вытащил зеленое растение с тонкими запутанными стеблями и мелкими, как мне показалось, круглыми листиками и спрашивает меня:
— Знаешь, что это такое? Не знаешь?
Растение мне показалось знакомым. Где-то как будто я видел его. Но пока я старался вспомнить, Маруся меня уже опередила.
— Это пузырчатка, — говорит. — Да, Борис? Пузырчатка?
— Правильно! — сказал Тараканщик. — Так! — и подал мне пузырчатку.
Я стал ее рассматривать. Любопытное растение! То, что я у него принял за листики, оказалось мелкими пузырьками, мельче горошины. Одни из них были пустые, а в других была темная муть, как будто жидкая грязь.
А Тараканщик говорит:
— Эти пузырьки — ловчие аппараты. Они устроены, как верши. Понимаешь — войти в них можно, а выйти нельзя. Так?
Я вспомнил теперь, что эту самую пузырчатку мы видели с Федей в нашей книге. В ней был изображен и пузырек в разрезе в увеличенном виде. На рисунке было видно, что отверстие пузырька изнутри усажено вокруг волосками, а концы их сходятся, как горло верши.
— А кого, — спрашиваю, — пузырчатка ловит?
— Всякую водяную мелочь — мелких рачков, водяных блох, клещиков. Собственно, она не ловит их, а они залезают в пузырьки сами.
— А зачем?
— Не знаю. Спроси их. Вероятно, потому, что их очень много. Они и лезут всюду. Может быть, просто прячутся в пузырьках.
— А потом что с ними бывает?
— Потом? Потом они не могут выйти из пузырьков и умирают. И сгнивают в пузырьке, разлагаются. Вот эти гниющие вещества пузырчатка всасывает в себя, питается ими.
— Так вот этой грязью, что в пузырьках, и питается пузырчатка? Не вкусно!
— Многие растения питаются продуктами разложения. Например, грибы...
И Тараканщик рассказал мне, как питаются грибы, а потом спрашивает:
— Ну, ты отдохнул? Отдохнул. Так. Поедем немножко дальше. На чистое место. Здесь нельзя ловить тралом.
С трудом вывел я лодку из зарослей, и мы поехали рядом с ними. Немного подальше оказался чистый проход к кустам. В него я и направил лодку.
Но тут случилось с нами происшествие... Я не совсем ясно помню, как оно произошло — уж очень быстро все совершилось. Кажется, было так.
Поворачивая в проход лодку, я сильно плеснул веслом. Из соседней высокой травы совсем близко от нас с шумом и кряканьем поднялись три крупные утки. Чарли, который до сих пор смирно сидел на коленях у Маруси, вдруг рванулся и бросился к борту с явным намерением выскочить из лодки. Маруся хотела его схватить, протянула руки и всем телом подалась к нему. Этого было достаточно, чтобы наша лодка резко качнулась, черпнула полным бортом воду и пошла ко дну. Под водой она выскользнула из-под наших ног, перевернулась и вверх дном всплыла на поверхность. В тот же момент я почувствовал, что стою на дне озера по горло в воде.
Возле меня беспомощно барахталась в воде Маруся. Она была гораздо меньше меня ростом и не доставала дна. Не раздумывая, я схватил ее за руку около плеча и притянул к себе. Она крепко обняла меня руками за шею и прижалась ко мне. Где-то около своего уха я слышал ее частое-частое дыхание. И вдруг я почувствовал себя большим и сильным, а Марусю — маленькой и слабой, нуждающейся в моей помощи. И мне стало так хорошо на душе, что я готов был вот так стоять в воде и держать ее на руках долго-долго, сколько угодно...
Тараканщика я не сразу увидел. Он каким-то образом угодил сперва под лодку, а когда, наконец, выбрался из-под нее, то оказался по ту сторону лодки. Он стоял по грудь в воде и тяжело дышал. Лицо у него было испуганное, глаза широко открыты, с мокрой головы свешивалась ему на лицо веточка рдеста с прозрачными листочками. Около него плавал по воде Чарли и пытался взобраться на черное мокрое дно опрокинутой лодки, но лапки его скользили и срывались.
Авария произошла так быстро, что никто из нас не успел ни крикнуть, ни сказать слова. И в воде мы некоторое время стояли молча и смотрели друг на друга. Испуганное лицо Тараканщика приняло мало-помалу свой обычный вид.
— Так! — сказал он, наконец. — Искупались-таки? Искупались. Что ж мы станем делать?
