От озера к равнине поднимался гладкий отлогий косогор. Он вел кратчайшим путем к полуострову. Взглянув наверх, девочка увидела, что по косогору быстро несется ее горный скакун. Приближение антилопы и заставило змею остановиться.
Трейи, едва заметив змею, громко вскрикнула с перепугу. Крик призвал ее любимца, который, пощипывая траву, отстал от хозяйки, и теперь горный скакун мчался вперед. Большие карие глаза антилопы беспокойно поблескивали, словно спрашивали о чем-то.
Трейи испугалась за своего любимца. Еще прыжок — и он наскочит на притаившуюся змею; еще один такой прыжок…
— Ах! Спасен!
Эти два слова сорвались с губ девочки, когда она увидела, что ее любимец взвился высоко на воздух и опустился далеко впереди, легко перепрыгнув через свернутую змею. Горный скакун вовремя заметил врага и спасся одним из тех головокружительных прыжков, на какие только он и способен. Едва избежав опасности, преданная газель прискакала к хозяйке и глядела на нее большими ясными глазами, в которых светился тревожный вопрос.
Но крик, вырвавшийся у Трейи, всполошил не только антилопу. К своему несказанному ужасу, девочка увидела, что маленький Ян тоже побежал по косогору и вступает прямо на ту дорожку, где лежит, свернувшись, змея.
Страшная опасность угрожала Яну. Он мчался опрометью вперед, прямо на свернувшуюся кобру. Он не знал, что она лежит перед ним. Предостеречь его, остановить на бегу не успеешь. Сейчас он вступит на перешеек, и никакая сила не спасет его от смертельного укуса. Мальчик не сможет отскочить в сторону или, как это сделал горный скакун, на высоте нескольких футов перепрыгнуть через гада. Трейи видела, что кобра взметнула свою длинную шею. Змея, конечно, дотянется до маленького Яна, она, может быть, обовьется вокруг него. Ян погиб!
Трейи точно окаменела. От ужаса у нее отнялся язык. Она только вопила и растерянно махала брату руками.
Но это не только не могло предостеречь Яна, а, напротив, лишь верней губило мальчика. Он связал эти стоны и жесты с ее первым криком. С сестрицей стряслась беда, а какая, он не знал; однако раз девочка продолжает кричать, то, значит, решил он, кто-то напал на нее. Может быть, подумалось ему, змея; но что бы там ни случилось, первым его движением было кинуться на выручку Трейи. Помочь ей он сумеет, только когда будет рядом; он ни за что не остановится, пока не добежит до места, пока не станет бок о бок с сестрой.
Итак, ее вопли, сопровождаемые дикими жестами, только побуждали мальчика бежать быстрей, а так как его глаза были тревожно устремлены на Трейи, не оставалось и тени надежды, что он заметит змею до того, как наступит на нее или почувствует ее роковой укус.
У Трейи вырвался последний крик предостережения, и вместе с криком она наконец выдавила из горла слова:
— Ой, братец! Назад! Змея! Змея!
Но и слова были тщетны. Ян услышал их, но не понял смысла. До него дошло слово «змея». Так он и думал! Змея напала на Трейи! И хотя змеи он не видит, она, несомненно, обвилась вокруг тела девочки. Ян побежал еще быстрей. Только шесть шагов отделяли его теперь от кобры, которая уже подняла свою голову, готовясь напасть на ребенка. Еще мгновение — и ядовитые зубы глубоко вопьются в его тело. С отчаянным стоном Трейи бросилась вперед. Она надеялась отвлечь этим внимание чудовища на себя. Девочка была готова отдать свою жизнь за жизнь брата!
Вот она уже в двух шагах от грозной змеи. Ян — на том же расстоянии с другой стороны. Опасность равна для обоих. Один из двоих… быть может, оба падут жертвой смертоносного укуса! Но близилось уже их спасение. Темная тень мелькнула у них перед глазами, их уши наполнил свист: «Уишь!» — и в тот же миг большая птица упала между ними.
Она не села на землю. Секунду ее широкие, сильные крылья бились в воздухе, посылая ветер им в лицо, но еще мгновение — и птица, сделав неожиданное усилие, взмыла по вертикали ввысь. Трейи глянула на дорожку — кобры там больше нет! С радостным возгласом девочка подбежала к Яну и кинулась ему на шею:
— Мы спасены, братец! Спасены!
Ян был ошеломлен. До сих пор он еще не заметил змеи. Он видел только, как ринулась между ним и сестрою птица, но она так проворно схватила кобру и унесла ее, что Ян, глядевший неотрывно на Трейи, не заметил добычи в клюве птицы. Он был в недоумении и в ужасе, так как все еще думал, что сестренке грозит опасность. Услышав ее возглас «спасены», он только сильней испугался.
— А змея? — прокричал он. — Где же змея?
Спрашивая, мальчик оглядывал Трейи с головы до ног, точно ожидая увидеть гада, обвившегося вокруг ее руки или ноги.
— Змея где? Разве ты не видел, Ян? Она была тут, у наших ног, а сейчас — гляди! Вон она где! Секретарь унес ее. Смотри, они дерутся! Добрая птица! Надеюсь, она накажет гадину, которая хотела украсть моих хорошеньких ткачиков! Так, милая птица, задай ей хорошенько! Смотри, Ян, как они схватились!
— Ага! Да-да! — воскликнул Ян, только теперь сообразив, в чем дело. — Да, верно, там змея и наш хохлач. Ничего, Трейи, ты не бойся. Мой секретарь не выдаст. Он покажет негоднице свои когти. Смотри, как запустил! Еще раз так хватит — и из гадины дух вон! Ага, опять — хлоп!
Обмениваясь такими замечаниями, дети стояли рядышком, наблюдая жестокую битву между птицей и змеей.
А птица была очень странная — такая, в самом деле, необыкновенная, что по всей земле у ней не сыщется родни. Внешним видом она напоминала журавля: те же длинные ноги и примерно та же величина, тот же рост. Однако форма головы и клюва сближала ее скорее с орлом или с коршуном. У нее были прекрасно развитые крылья, «шпоры» на ногах и очень длинный хвост, в котором два средних пера были длиннее остальных. Общая окраска была синевато-серая, горло и грудь — белые, а в крыльях перья отливали рыжиной. Но самым замечательным в этой птице был, пожалуй, ее хохол. Он состоял из множества длинных темных перьев, которые росли у нее на темени и ложились по шее, спадая почти до плеч. Это придавало птице причудливый вид, а воображаемое сходство с каким-нибудь писцом или секретарем стародавних времен, носивших за ухом длинное гусиное перо, в ту пору, когда еще не вошли в употребление стальные перья, послужило основанием к ее несообразному наименованию: «птица-секретарь». Другие называют ее «змееед», а натуралисты окрестили ее именем «гипогеран», то есть «журавлиный гриф». Иногда ее называют еще «герольд» — за важный, степенный шаг, каким выступает она по равнине.
Из всех этих названий «змееед» наиболее отвечает характеру нашей птицы. Правда, многие другие птицы тоже убивают и поедают змей, — например, южноамериканский руако и некоторые соколы и коршуны, — но секретарь один среди всех пернатых охотится исключительно на этих пресмыкающихся и ведет с ними постоянную борьбу. Впрочем, строго говоря, он питается не одними лишь змеями. Он ест ящериц, черепах и даже саранчу, но змея — его любимая пища, ради которой он нередко рискует жизнью в смертельной схватке с самыми крупными из этих опасных рептилий.
