— Вставай, друг, а то уже поздно. Сам виноват. Поднимайся, я же по лапам тебя не бил. Нечего притворяться. Пойдем, дома творожком угощу, как в прошлый раз.
Ольга Максимовна ничего не хотела, не ела уже восемь часов, то есть непосредственно после завтрака ожесточенно курила припрятанные для внезапных гостей сигареты, не отвечала на телефонные звонки и рассматривала потолок. За десять лет, что прожила в доме-корабле, уже насмотрелась на его кажущуюся ровной поверхность, теперь же находила массу трещин-оврагов, выпуклости плоскогорий, каньоны, а стыковочный шов между двумя панелями воспринимался ею как американская автострада. По автостраде ползла маленькая черная точка. Шашель, зараза, решила Ольга Максимовна, рывком поднялась с ортопедического матраса и заметалась по комнате в поисках оружия, чтобы прибить этот «роллс-ройс» или «крайслер». Вспыхнувшая столь внезапно злоба на зловредного древоточца для самой хозяйки была необъяснима, но любой психоаналитик определит состояние пациентки как неудовлетворенность собственным положением или неразделенная любовь. Второе было ближе к истине. Семь часов назад, сразу после легкого завтрака, она наконец решилась на коренные изменения в своей судьбе.
У летчиков этот момент называется «время принятия решения», когда самолет набирает необходимую для взлета скорость, есть короткие три секунды, чтобы поступить так или иначе — взлетать или остаться на земле. Неверно принятое, оно может стать причиной катастрофы и гибели людей.
У неё было время для раздумий. Она перекатывала в своем воображении людей, как катают речную гальку в руке: Молотков из ближневосточного отдела, Валера, Бубнов. Вспомнила даже шефа. Лучшего варианта, чем Иванов, нет.
Но в глазах постоянно стояло лицо хозяина огромной собаки, отдающего последний приказ с вершины холма на пустыре, сорвавшиеся с места собаки и азарт… Да, азарт.
Ольгу Максимовну передернуло.
Ну и что? Ну погиб бездомный. Хорошо бы Лужок вообще почистил всю столицу. Выселить их куда-нибудь, как американцы индейцев. Она согласна даже отчислять полпроцента от зарплаты на содержание резерваций, только бы не прикрывали все это Пенсий онным фондом и социальной защитой. Скажите прямо — на бомжей. Дадут. Разве не люди кругом? Зато совесть чиста, как горный хрусталь.
В конце концов, он не виноват, что собаки бросились на беднягу, хотели ведь просто пугнуть насильника. Нынче прямых путей нет. Тропки для достижения даже благородной цели петляют по таким джунглям человеческих поступков и отношений, о которых не снилось в веке девятнадцатом.
Он безусловный лидер. А как хладнокровен и умен! Не впал в панику, не стал искать виноватого, хотя как раз его собака, Ольга Максимовна видела точно, участия в убийстве не принимала. Только косвенно. Сшибла с ног и отошла. Что говорить, когда даже оболтус Тишка и тот крови лизнул напоследок.
Женат. Ну и что? Ольга знала этот тип женщин, который женщинами можно назвать только по половым признакам. Нет, не такая нужна лидеру. Не такая.
Что ж, если гора не идет, поедет сам бульдозер. Надо брать быка за рога, пока не увели. Вон Катя уже раза три звонила, интересовалась. Люди же не так глупы, как кажутся. И к черту условности. Кол-лонтай жила без всяких условностей, а её за это ещё и уважали. Первый, тот вообще застрелился после отказа, к другим сама приходила с открытыми картами: любить — это как воды попить. Впрочем, может, это и не она, а Арманд. Черт их разберешь сейчас, да это и не главное. Они брали вождей, когда и как хотели. Неужели вооруженная таким опытом умная женщина не возьмет какого-то Иванова? Не какого-то, любимого…
Вымыв после себя тарелку, она села перед зеркалом и начала наводить марафет. Сначала очистила лицо лосьоном, потом смягчила питательным кремом. Просидела минут пятнадцать, давая проникнуть поглубже в поры, затем пришел черед тонального крема. Специальный гель для век. Подкраска ресниц. Два лишних волоска на бровях и один противный в родинке. Все удалено, добавлено, подтянуто, наложено, затушевано, подчеркнуто…
Издалека, если не вглядываться, тридцать пять. Чуть ближе, как в лифте, пожалуй, сорок. Не более. За фигуру она не беспокоилась — Гурченко.
Ольга Максимовна после убийства жучка почувствовала себя легче. Какой позор. Что же делать? Нет, ну каков? Эдак сначала бомж, потом ещё двое неизвестных. Но те ладно, те стрелять хотели. А угрозы? Да никакие это не угрозы. Баловство одно.
А она ещё красилась, как дура. Почему как? Дура и есть.
Ольга Максимовна вспомнила, как поднималась по лестнице, а сердце стучало, словно у молоденькой девушки в яблоневом саду, когда целовалась с Ванечкой. Нет, не так, теперь оно стучало осмысленней. Кровь гнало как полагается. Щеки у неё природно порозовели, и она знала, что так ей идет. Нажала кнопку звонка и перепугалась, вдруг эта мымра Виолетта дома? Все предусмотрела, а такую малость, как жена, забыла.
Виолетта отсутствовала, поняла она внутренним чутьем.
Николай встретил Ольгу Максимовну мрачным кивком. Уже привык, что к нему тянутся люди с разными вопросами. Не обязательно собачьими. Такова участь лидера. Впоследствии надо учредить что-то вроде общественной приемной, установить часы приема, завести книгу.
Но не эти заботы омрачали общее настроение и черным налетом покрывали клубок копошащихся в голове мыслей. Зверь — вот теперь его головная боль. Хорошо еще, никто не видел конфуза.
— Здравствуйте.
— Здравствуйте. Чем обязан? Начало как начало, ободрила себя Ольга Максимовна.
— У меня к вам разговор. Не знаю еще, длинный или короткий. Все зависит от нас с вами. От того, умеем ли мы чувствовать в унисон. Чужды ли мы предвзятостей и условностей окружающих. Сможем ли переступить…
Выговорив треть давно приготовленной фразы, от волнения и необычности опустив главные две трети, гостья вошла в квартиру, как ходят лунатики, не замечая ни обстановки, ни угрюмого Зверя на подстилке из старого солдатского одеяла.
Черт, что за достоевщина такая, переступить?..
Иванов шел следом, теряясь в догадках. Нельзя сказать, что раньше не отличал Ольгу Максимовну среди других жильцов дома. Всегда был неравнодушен к женщинам за рулем. В этом не чувствовалось ничего сексуального даже тогда, две недели назад, но вот познакомиться с такой, проехать мимо Гарика и Матвея и увидеть их лица — разве не наслаждение? Сейчас, конечно, до лампочки, хотя запах дорогих духов моментально напомнил ему Вадика. Она пользуется такими же духами! Непроизвольно Иванов стал испытывать к гостье нечто похожее на симпатию.
