Именно большое сходство между человекообразными обезьянами и человеком послужило причиной того, что ученые и философы многие годы всячески старались найти и подчеркнуть основные важные черты различия между ними, более существенные, чем незначительное анатомическое несходство. Знаменитый французский натуралист Бюффон, превознося умственные способности человека и преуменьшая умственные способности обезьяны, писал в 1791 году:
«Таким образом, обезьяна, которую, как полагают и ученые-философы, и невежды, трудно понять, чья сущность представляется им загадочной, как бы средней между человеком и животным, на самом же деле есть не что иное, как обыкновенный зверь, одаренный внешним сходством с человеком, но лишенный разума и всех способностей и талантов, кои отличают представителей человеческого рода…»
Другие же, как, например, лорд Монбоддо в своей книге «О происхождении и развитии речи», опубликованной в 1774 году, считают обезьян почти равными человеку:
«Все это сводится к тому, что орангутан есть животное, подобное человеку и внешне, и внутренне. Он обладает человеческим разумом в той мере, какая доступна животному существу, живущему без благотворного влияния наук и всяческих удобств; характера он мягкого, кроткого и доброго. Он обладает чувствами, свойственными человеку, как, например, чувством скромности, чести и справедливости, а также способен на любовь и дружбу. Чувства эти порой бывают в нем так сильны, что он не может пережить смерть друга и умирает вслед за ним. Живут орангутаны не в одиночку, а вместе с другими; им знакомы некоторые удобства жизни — они строят хижины и пользуются искусственным оружием для защиты и для нападения, а именно палкой, чего никакое другое животное, являющееся не более чем зверем, делать не умеет… Существуют у них, видимо, и какие-то свои порядки; есть у них и свои обычаи, например погребение умерших».
В более поздние времена человека признавали человеком по какому-нибудь одному признаку, например по способности употреблять и делать орудия, наличию у него языка и культуры.
Способность употреблять орудия отнюдь не является отличительной особенностью человека. Она наблюдается у многих животных, даже у насекомых. Один вид одиночной осы (Ammophila urnaria) держит камушек в жвалах и, как молоточком, утрамбовывает им землю в норке. Было замечено, что бирманские слоны хоботом поднимают с земли палку и ею чешут себе спину. Однако млекопитающее, которое за исключением человека, наиболее часто пользуется орудием, — это не обезьяна, а морская выдра, или калан (Enhydra lufris). Этот крупный представитель семейства куньих был некогда почти истреблен охотниками ради его ценного меха. Но за последние годы он снова размножился на Алеутских островах и на некоторых участках калифорнийского побережья. В январе 1963 года вместе с доктором К. Р. Л. Холлом из Бристольского университета я изучал навыки питания и повадки при употреблении орудий каланами в Пойнт Лобосе, в Калифорнии. Кормясь, каланы обычно плавали вдоль берега, вокруг рифов, ныряя и вновь выплывая. Появляясь на поверхности, они немедленно перекатываются на спину и, держа в лапах морского ежа или краба, начинают есть. Иногда вынырнув, они приносят со дна небольшую черную мидию и камень размером с кулак. Животное переворачивается на спину, кладет камень на грудь и, крепко зажав мидию в своих коротких лапах, с силой ударяет раковиной моллюска о камень. Калан бьет мидией о «наковальню» много раз подряд, поглядывая время от времени, не раскололась ли раковина и не показалось ли мягкое тело моллюска. Один калан вытащил пятьдесят четыре моллюска в течение полутора часов. За это время он стукнул раковинами о камушек 2237 раз. Воистину деятельное употребление орудия! Иногда морская выдра разбивает несколько моллюсков об один и тот же камень.
Однажды, съев несколько моллюсков, животное нырнуло с камнем и вынырнуло с двумя крабами. Съев крабов, калан засунул лапу под мышку, извлек оттуда и положил себе на грудь все тот же камень, которым он пользовался ранее. Тот факт, что «орудие» было им сохранено, наводит на мысль, что каланы, возможно, обладают рудиментарной способностью понимать связь между отдельными предметами, даже если один из них находится не на виду. В этом отношении способности человекообразных обезьян весьма ограничены.
Вообще каланы, как кажется, обладают врожденным стремлением брать в лапы какой-то предмет и долбить им. Можно предполагать, что привычка к употреблению орудия перенимается молодыми животными, наблюдающими, как питаются их родители.
Поведение дятлового вьюрка (Cactospiza pallida), невзрачной птички, живущей на Галапагосских островах, являет самый разительный пример применения орудия. Эта птица напоминает дятла: она тоже взбирается по стволам деревьев и по ветвям в поисках пищи, но, в отличие от дятла, не имеет длинного заостренного клюва, чтобы добираться до насекомых. Вместо этого птица берет колючку кактуса или веточку в клюв, держа ее продольно, и ковыряет ею в трещинах коры, склевывая выползающих оттуда насекомых. Антропологи подчеркивают, что простое употребление орудий относится совершенно к иной категории умственной деятельности, чем изготовление их. При этом обычно делается заключение, что лишь человек и, возможно, человекообразные обезьяны достигли необходимого для этого умственного развития. Зоолог Р. Бауман приводит следующее наблюдение за поведением галапагосского вьюрка: «Одна птица держала колючку длиной около шести дюймов. За кончик клюва колючка выдавалась не больше чем на два дюйма, остальная часть ее шла вдоль головки и шеи. Видимо, птица понимала, что орудие слишком длинно. Она сделала неудачную попытку отломить кусок колючки дюйма на три, придерживая его ногами». Это явно примитивная попытка сделать орудие.
Неоднократно было замечено, что человекообразные и низшие обезьяны, содержащиеся в неволе, могут подобрать палку и ею пододвинуть к себе пищу, лежащую в отдалении. Зоопсихолог В. Келер наблюдал, как один шимпанзе воткнул тонкую бамбуковую палочку в более толстую, чтобы удлинить ее и достать бананы. Это простейшая форма изготовления орудий. Существует очень мало наблюдений такого рода над приматами, живущими в природных условиях. Я никогда не видел, чтобы гориллы, живущие на воле, употребляли орудия. Такого рода наблюдения достоверны лишь в отношении шимпанзе. В Либерии Битти видел, как живущие на воле дикие шимпанзе раскалывают орехи: «Он взял камень и принялся ударять им по ореху, предварительно положив его на другой, плоский камень». Охотник Мерфильд видел, как несколько шимпанзе собрались у отверстия норки, ведущей к гнезду земляных пчел: «Каждая обезьяна держала длинную ветку, совала ее в пчелиный ход и вынимала покрытую медом. Ход был один, и, хотя в большинстве случаев обезьяны совали в него ветви по очереди, то и дело вспыхивали ссоры, а те, которые слизали свой мед, старались отнять только что обмакнутые веточки». Джейн Гудолл во время изучения шимпанзе в Танганьике видела, как они втыкают веточки в гнезда термитов и поедают прилипших насекомых.
