неровные и неодинаковые палки в полтора-два дюйма толщиной. Они находятся друг от друга на расстоянии двух футов и свободно прикреплены жгутами травы к канатам. Пользование этим паутинным сооружением сильно затруднено тем, что один из канатов провис, в результате чего палки, на которые приходится ставить ноги, приобрели угол наклона в сорок пять градусов. Первый раз, когда мне встретились эти страшные качели, я оказался достаточно наивным, чтобы спросить у старика, который за одну монетку разрешил мне рискнуть жизнью и пройти по мосту: проверяют ли надежность моста или ремонтировали ли его когда-нибудь? Он отвечал, с интересом поглядывая на меня, что мост никогда не проверяли и его никогда не ремонтировали, но однажды его восстановили после того, как он порвался под тяжестью некоего пешехода, пытавшегося перейти на другую сторону. От этого рассказа я почувствовал, как холодные мурашки поползли по моей спине — ощущение, которое я еще долго испытывал после того, как благополучно перебрался на другую сторону.
Я был твердо уверен в том, что если мне удастся закрыть висячие мосты для леопарда, то этим я смогу ограничить его действия на одной стороне Алакнанды и вдвое сократить зону, где мне следует его искать. Поэтому необходимо было выяснить, на каком берегу реки находится леопард. Его последней жертвой был садху; убийство произошло на левом берегу реки, в нескольких милях от Чатвапайпальского висячего моста. Я был уверен, что леопард перешел через мост после того, как бросил добычу, так как осторожность местных жителей и паломников немедленно удвоилась, и для людоеда стала невозможной успешная охота на человека на том же участке района. Посмотрев на карту, вы можете возразить, что в одной из деревень произошло шесть убийств. Я могу на это только ответить, что никакое усилие не может тянуться беспрерывно. Домишки-хижины в деревнях малы и не имеют удобств. Поэтому не удивительно, когда, получив известие, что людоед находится в деревне, расположенной в десяти, пятнадцати или двадцати милях, какой-нибудь мужчина, женщина или ребенок по настоятельной необходимости, продиктованной природой, открывает дверь на краткий миг и таким образом дает леопарду шанс, которого он, может быть, ожидал в течение многих ночей.
Вторая жертва
Нельзя было раздобыть фотографий или чего-нибудь другого, чтобы опознать людоеда по его следам, поэтому временно я решил рассматривать любого появляющегося в окрестностях леопарда как подозрительного и при случае стрелять в каждого.
В день прибытия в Рудрапраяг я купил двух коз. Одну из них я привязал на следующий же вечер в одной миле от города на дороге паломников; другую перегнал на ту сторону Алакнанды и привязал к колышку на тропе, проходящей через густые заросли джунглей, где я видел старые следы крупного леопарда-самца. На следующее утро, навестив коз, я нашел одну из них, привязанную на той стороне реки, убитой; небольшая часть ее оказалась съеденной. Коза, без сомнения, была убита леопардом, но поедена небольшим животным, возможно куницей.
Не заметив признаков присутствия леопарда в первой половине дня, я решил сесть в засидку у трупа козы.
В три часа дня я устроился среди ветвей небольшого дерева, примерно в пятидесяти ярдах от мертвой козы. Следующие три часа я не получал сигналов от зверей или птиц, указывающих на то, что леопард находится где-нибудь поблизости. Когда начало смеркаться, я слез с дерева, перерезал веревку, привязывающую козу — леопард даже не сделал попытки порвать ее прошлой ночью, — и отправился в бунгало.
О том, что у меня было весьма мало опыта в охоте за людоедами-леопардами, я уже говорил, но мне пришлось встречаться с несколькими тиграми-людоедами, поэтому с того момента, как я слез с дерева и пока не достиг бунгало, я принял все меры предосторожности от внезапного нападения; и счастье мое, что я это сделал.
Следующим утром я рано встал. Около ворот бунгало я сразу наткнулся на следы крупного самца-леопарда. Я прошел по этим следам назад к густо заросшему лесом оврагу, который пересекала тропа, где лежала коза. В течение ночи она не была тронута.
Леопард, который шел за мной, мог быть только людоедом, и весь следующий день я исходил столько миль, сколько мои ноги были в силах меня таскать. Я предупреждал всех людей в деревнях, в которых побывал, и всех, кого встречал на дорогах, что людоед находится на их стороне реки.
В этот день ничего не случилось, но на следующий, когда я кончал завтракать, после того как целое утро исследовал джунгли по ту сторону Голабраи, крайне взволнованный человек вбежал в бунгало. Он сообщил, что одна женщина этой ночью была убита людоедом в деревне, расположенной на горе, возвышающейся над бунгало, на той самой горе и почти точно в том месте, где вам открылся вид с птичьего полета на пять сотен квадратных миль страны — царство людоеда.
В несколько минут я собрал все необходимое — штуцер и дробовик, патроны, веревки, а также кусок лесы — и начал подниматься вверх по крутому склону, сопровождаемый жителем деревни и двумя моими людьми. День оказался знойным, и хотя расстояние невелико — мили три самое большее, — подъем на четыре тысячи футов под палящим солнцем был мучительным, и я пришел в деревню, обливаясь потом.
Вскоре мне рассказали историю про убитую и ее мужа. После вечерней трапезы — они ели при свете огня — женщина, собрав грязные металлические сковородки и горшки, отнесла их к двери, чтобы вымыть, а её муж уселся курить. У двери женщина присела на порог, и в тот же момент посуда со звоном упала на пол. Света было недостаточно, чтобы муж мог увидеть, что случилось. Не получив ответа на свой настойчивый оклик, он бросился к двери и закрыл ее на засов. «Какой смысл, — сказал он, — было бы мне рисковать своей жизнью, пытаясь получить обратно мертвое тело». Его рассуждения были логичны, но бессердечны. Я заметил, что причиной его горя была не столько смерть жены, сколько гибель наследника: его рождение ожидалось в течение ближайших дней.
Дверь, около которой была схвачена женщина, вела на дорожку шириной в четыре фута, шедшую между двумя рядами домов на
