Потом она наклонилась и ткнула мачете во что-то, на что я смотрел в упор, но не видел. Оно было темное и высовывалось из-под дерева. Я наклонился, пощупал — мягкое, пушистое. И вправду, зверь!
Зверь был крепко зажат между сломанным кустарником и нижней частью ствола и, судя по всему, уже не дышал. Вырубив множество сучьев, мы наконец высвободили и вытащили тушу. Зверь был крупный, темно-бурый, весь покрыт равномерными серыми пятнышками — хищник из рода кошек, ягуаронди (Herpailurus jaguarondi). Один бок у него был весь в крови, я стер ее пучком листьев и увидел, что она сочится из многочисленных мелких ранок. Рассмотрев их, мы убедились, что это дырки от охотничьей картечи, и все стало ясно.
Это было то самое животное, в которое я стрелял и которое там же, наверху, погибло. Коати все время сидела в дупле, и мы слышали, когда подошли, шум сражения за дупло или за жизнь коати. Так мы разом добыли два ценнейших экземпляра. Особенно мы радовались второму — это одна из самых интересных небольших кошек, сильно варьирующая по размерам и окрасу, а экземпляров из Суринама в коллекциях было очень мало, если только они вообще есть.
Наконец-то мы с легким сердцем обратились к нашим личным проблемам. Ну и что же, что мы застряли в лесу на всю ночь, ведь добыча с лихвой вознаграждала нас. Подкрепившись шоколадом и увязав зверей тонкими лианами, так что их можно было тащить на плечах, мы пошли на юго-запад, зная, что рано или поздно выйдем на тропу золотоискателей, или на рельсы для вагонеток, проложенные к лагерю от станции железной дороги, или на саму железную дорогу. Два часа мы шли и карабкались по склонам без лишних разговоров, только разок остановились перекурить.
Должно быть, тут-то мы и заблудились. Направление мы выбрали правильное, но, неприметно забирая все больше к востоку, насколько можно было понять, прошли мимо старательской тропы — там, где она уже кончилась. Как бы то ни было, мы ее пропустили и брели дальше, изнемогая от усталости и жажды, еще несколько часов. За эти часы мы сильно пали духом, и я стал уже прикидывать, сколько времени понадобится, чтобы в темноте пройти расстояние, которое мы прошли утром при свете солнца. Подсчеты не сходились, да и пользы от них все равно никакой не было. Мы забрели в кошмарную местность с отвесными скалами и глубокими расщелинами, о существовании которой просто не подозревали.
Если три часа у нас ушло на добычу коати и ягуаронди, то проплутали мы, продираясь сквозь заросли, не меньше шести часов. Признаюсь, мы уже приняли решение устроиться на ночевку в лесу, как вдруг я заметил раскачивающийся между деревьями фонарь. Я схватил Альму за руку, и мы радостно ждали, когда он приблизится. Когда огонь стал ближе, я крикнул. Ответа не было, но огонек, все еще далекий, приближался.
Озадаченные, мы ждали, как вдруг, откуда ни возьмись, появился второй фонарик. Оба приближались очень быстро, хотя все еще, казалось, светили издалека. Внезапно они налетели прямо на нас и промчались мимо. Это были крохотные яркие огоньки, фонарики жуков-светляков. В их поразительном сходстве с далеким светом фонаря было что-то жуткое. Разочарованные, мы потащились дальше.
Вдруг мы вступили в долину фей и увидели незабываемое зрелище. И раньше фонарики плясали повсюду вокруг нас, но тут, в волшебной долине, их были мириады. На одном дереве они висели гирляндами, как лампочки на елке. Когда мы потрясли ветку, фонарики загорелись ярким зеленым светом, а потом жуки взлетели в воздух, при этом у них на концах брюшка вспыхнули янтарные огни. Это были те же самые жуки, которых мы собирали на Тринидаде.
В эту минуту я внезапно услышал очень заинтересовавший меня звук. Я поворачивался в разные стороны, приложив руки к ушам — да, точно, это жабы квакают хором где-то далеко справа. А мы, надо сказать, знали точно, что жабы, которые так квакают (Bufo paracnemis), в Суринаме никогда не живут в чаще леса. Они держатся на полянах, чаще всего на вырубках. Мы поспешили в ту сторону, где раздавалось кваканье. Оно слышалось все ближе и ближе, и мы с трудом пробивались через все более густые заросли кустарников, как вдруг совершенно неожиданно вышли на вырубку и увидели наш лагерь. В три часа ночи мы наконец попали домой — от бесконечных, изнурительных скитаний нас спасли экологические исследования местных лягушечьих популяций! Усталые и замученные, мы еле взобрались по крутому склону.
А теперь снова настала очередь истории с дурукули. Когда мы подошли к кухне, все еще ярко освещенной, встречать нас выбежал не один Ричи: целая толпа невысоких человечков выскочила нам навстречу, размахивая ружьями. Сначала мы перепугались, а потом узнали некоторых из наших индейских приятелей. Они вернулись в кухню вместе с нами и развязали мешок.
— Мы жди с найт-ап, — сказали они и показали зверька.
Мы были измучены до крайности, но не смогли удержаться от смеха: это была вовсе не дурукули, вообще не обезьяна и не мартышка, а кинкажу (Potos flavus). Индейцы стояли на своем, мы тоже не сдавались. Для них это была найт-ап, обезьянка, а для нас — кинкажу, родич енота, и все тут. Мы купили зверька и пообедали — скорее поужинали. День завершился.
Еще два зверя попали к нам на стоянке «девяносто один с половиной». Первый прибыл в небольшом ящичке с соблазнительной надписью: «Виски «Белая лошадь»». Содержимое, в соответствии с надписью, оказалось сногсшибательным. Когда мы приподняли крышку, оттуда выглянула длинная мордочка, пара торчащих ушей и самые мутно-слезливые глазки, какие мне только доводилось видеть. Собственно, мордочки не было, было длиннющее рыльце. Зверек громко засопел и спрятался. Это самое большее, что можно ждать от этого зверька и ему подобных. Малый муравьед (Tamandua tetradactyla) — животное, у которого, несомненно, должны быть очень интересные привычки, если бы удалось наблюдать его в природных условиях.
До сих пор мне не везло, и мы видели только одного зверька из окна поезда по дороге в Парамарибо. Он оживленно копался в листве на конце толстой лианы, высунувшейся из зарослей.
Другой зверь пожаловал к нам сам, по доброй воле, хотя и был одним из самых робких созданий в Суринаме. Незадолго до отъезда из «девяносто первого с половиной» я встал пораньше и вышел в лес, окутанный утренней дымкой. С холма, на котором стоял наш дом, открывался чудесный вид. Луна еще не закатилась, а солнце не встало, но их слитного света было достаточно, чтобы высветить всю утопающую в зелени долину подо мной. В низинах лежали широкие заводи текучего, пушистого белого тумана. Мир безмолвствовал; даже насекомых словно поглотило всеобщее забытье. Листва все еще казалась резной черной плоской филигранью, а небо уже светилось светло-пурпурным и розовым сиянием.
