случайностей, которые могут возникнуть в пределах определенной территории.
Мои водяные землеройки оказались удивительно уживчивыми. Во время своих игр они часто преследовали друг друга с возбужденным щебетанием, однако я ни разу не был свидетелем серьезных столкновений между зверьками. Но однажды случилось несчастье. Как-то утром, по окончании традиционной уборки, я забыл открыть дверцу ящика. Я вспомнил о своей оплошности только через три часа, а это срок очень большой для мелких насекомоядных с их ускоренным обменом веществ. Когда я отворил дверцу, куторы высыпали наружу и кинулись к корытцу с едой. В этой суматохе они перепачкали друг друга с ног до головы. Зверьки были крайне возбуждены, и, очевидно, именно этим можно объяснить сильный мускусный запах, распространившийся вокруг в тот момент, когда куторы оказались на свободе. Казалось, мои питомцы ничуть не пострадали от своего трехчасового заточения. Убедившись в этом, я занялся другими делами.
Однако спустя непродолжительное время я услышал со стороны аквариума непривычно громкий и резкий писк. Я поспешил туда и застал ужасную картину: мои восемь землероек сцепились в смертной схватке. Два зверька были уже мертвы, два других погибли в тот же день, несмотря на то что я сразу же отсадил их в отдельные клетки. Трудно установить причины этого неожиданного страшного побоища. Но я не могу не заподозрить, что куторы, внезапно утратив свой обычный запах, перестали узнавать друг друга и кинулись в бой, словно перед ними были чуждые пришельцы. Четыре зверька, оставшиеся в живых, спустя некоторое время успокоились, и я снова высадил их вместе в старый аквариум, не опасаясь новых недоразумений.
Эти четыре зверька пребывали в полном здравии еще семь месяцев. Возможно, они жили бы много дольше, если бы мой помощник, в обязанности которого входило кормление землероек, не забыл однажды об этом. Я должен был ненадолго съездить в Вену и вернулся уже к вечеру. Помощник, человек весьма обязательный, вышел мне навстречу и вдруг изменился в лице — он вспомнил, что не покормил землероек. Все четверо были еще живы, но очень ослабели. Они с жадностью накинулись на еду и тем не менее все погибли в течение нескольких часов. Иными словами, они вели себя именно так, как землеройки, которых я пытался держать прежде. Это подтверждало мое мнение, что зверьки обычно уже умирали от голода к тому моменту, когда попадали в мои руки.
Каждому опытному любителю животных, который в состоянии приобрести себе большой аквариум, желательно с проточной водой, и может доставать в необходимом количестве мелкую рыбу и головастиков, я настоятельно рекомендую завести водяных землероек. Они принадлежат к числу наиболее грациозных, приятных и интересных животных, которых можно содержать в неволе. Несомненно, уход за ними потребует много хлопот. Зверьки будут есть рубленое сырое мясо (обычный заменитель живого корма) лишь в отсутствие чего-нибудь более подходящего и не смогут долго просуществовать только на этой пище. Но в том случае, если будет выполнено это вполне определенное требование, ваши землеройки не только выживут, но будут процветать, и я даже допускаю, что они могут размножаться в условиях неволи.
Четыре лапы ступают вослед…
Р. Киплинг
На заре позднего каменного века появилось это первое домашнее животное — маленькая полуодомашненная собака [65], происшедшая, несомненно, от обыкновенного шакала. Вероятно, в Северо-Западной Европе, где найдены скелеты этих собак, тогда уже не было шакалов, а жила так называемая торфяная собака, по всей видимости уже полностью одомашненная. Очевидно, жители эпохи свайных построек [66] привели ее с собой с берегов Балтийского моря.
Как же люди каменного века приручили собаку? Очень может быть, что совершенно непреднамеренно. Целые стаи шакалов, очевидно, следовали за странствующими ордами, кормившимися охотой, бродили вокруг поселений людей раннего каменного века, наподобие современных собак — парий Востока, о которых никто не может сказать определенно, одичавшие ли это домашние собаки или же дикие животные, сделавшие первые шаги к одомашниванию. Наши предки были столь же мало настроены против этих падальщиков, сколь мало мер современные жители Востока, при своем беспечном образе жизни, принимают против окружающих их бродячих собак. В самом деле, охотник каменного века, для которого крупные хищники представляли собой серьезную угрозу, находил вполне удобным, что его лагерь охраняется кольцом шакалов, которые поднимают дикий лай в момент приближения саблезубого тигра или мародерствующего пещерного медведя.
Рано или поздно, но собака перестала быть только часовым, а превратилась также и в помощника человека на охоте. Стаи шакалов, привыкшие сопровождать охотника в надежде поживиться выброшенными внутренностями его жертв, вместо того чтобы бегать за ним следом, стали бегать впереди него; они начали выслеживать дичь и даже загонять ее. Очень легко представить себе, как у этих доисторических собак развился совершенно новый для них интерес к крупному зверю. Раньше шакалы не должны были интересоваться стадами оленей или диких лошадей, поскольку хищники не могли надеяться убить и пожрать столь крупную добычу. Однако не слишком трудно допустить, что после того как шакалы неоднократно получали внутренности этих животных и другие не использованные человеком куски, у них мог появиться стимул преследовать стада копытных, чей запах напоминал им о вкусной пище. В озарении своеобразного собачьего гения они даже могли «постигнуть» новую возможность — по своему желанию привлекать внимание охотника к следу. Собаки соображают удивительно быстро, когда могут прибегнуть к помощи сильного друга. Миниатюрный французский бульдог моего отца, вообще довольно трусливый, отважно нападал на любого встречного пса, если находился в компании своего приятеля, огромного ньюфаундленда. И я не приписываю чрезмерной интеллектуальности примитивным шакало-собакам, когда предполагаю, что они научились преследовать и облаивать крупных животных без специальной тренировки со стороны человека.
Эта мысль — что многовековой договор между собакой и человеком был «подписан» совершенно добровольно и без всякого принуждения с той или другой стороны — для меня необычайно приятна и даже радостна. Все другие домашние животные, подобно рабам древности, становились слугами дома только после своеобразного тюремного заточения — все, за исключением, может быть, кошки. Ибо кошка — это, по существу, не домашнее животное, и даже в наши дни ее основная прелесть в том, что она никогда и ни к кому не привязана. Ни собака, ни кошка не являются рабами, но только собаку можно назвать другом, служащим, подчиненным, но все же другом. Постепенно, с течением столетий в «лучших собачьих
