бы убийством посылать их обратно одних, и отклонили предложение, которое было сделано с полным пониманием риска этого путешествия. Тогда они спросили, не возьмем ли мы какую-либо лампу. Порывшись в углах, обитатели дома вытащили старый и ветхий фонарь с треснутым стеклом. Основательное потряхивание обнаружило, что в нем есть еще несколько капель бензина. Мы зажгли фонарь и, провожаемые добрыми пожеланиями всех находившихся в доме, вышли наружу; обе двери были немедленно захлопнуты и заперты на засов.
Снова на нашем пути огромное количество луж, камней и помета буйволов, но мерцающий свет все же помог нам продвигаться вперед, и, найдя новую серию ступенек, по которым, как нас инструктировали, нам следовало подняться, мы попали в другой длинный двор. Слева и справа высились двухэтажные постройки; каждая была плотно закрыта, и никаких признаков света нигде не было видно.
На наш зов открыли дверь; поднявшись по нескольким каменным ступеням, мы попали на веранду верхнего этажа, где нашли две примыкающие к ней комнаты, которые были отведены в наше распоряжение. В то время как нас освобождали от ружей и фонаря, неизвестно откуда появился песик. Это была дружественно расположенная деревенская бродячая собака. Обнюхав наши ноги и повиляв хвостом, она направилась к лестнице, по которой мы только что поднялись. В ту же секунду с пронзительным визгом, сопровождаемым истерическим лаем, она попятилась назад к нам. От ужаса вся шерсть на ней стояла дыбом.
Одолженный нам фонарь потух, как только мы вошли во двор, но наши люди достали другой, настоящий двойник первого. Хотя Ибботсон старался осветить им все вокруг, пока я спешно перезаряжал ружье, света оказалось явно недостаточно, чтобы осветить двор, находившийся в восьми футах ниже.
Наблюдая за поведением собаки, можно было понять, что делал леопард. Как только он вышел со двора и спустился по ступенькам, ведущим к дорожке, собака замолкла и легла, напряженно вглядываясь и время от времени рыча в том направлении, где исчез людоед.
Комната, которую нам предоставили, не имела окон. Чтобы спать спокойно, оставалось одно: наглухо закрыть довольно солидную дверь, что исключало поступление чистого воздуха. Поэтому мы решили провести ночь на веранде. Собака, очевидно, принадлежала людям, занимавшим помещение до нас, и привыкла спать с ними, так как, очень довольная, она улеглась у нас в ногах, создав этим ощущение безопасности, пока мы по очереди бодрствовали все длинные часы этой ночи.
Отступление
Наутро, только рассвело, мы с большой осторожностью подошли к трупу и были разочарованы, заметив, что леопард к нему не возвращался. Мы ведь считали, что он должен это сделать, после того как ему не удалось схватить одного из нас накануне.
В течение дня, пока Ибботсон занимался кое-какими присланными ему служебными бумагами, я, взяв ружье, бродил в надежде подстрелить леопарда. Тропить по твердой, покрытой сосновыми иглами почве невозможно, поэтому я направился на выступавшую часть горы, за которой, как говорили жители, начинаются густые заросли джунглей. И действительно, оказалось, что здесь очень трудно передвигаться: в дополнение к этим густым зарослям, в которые просто невозможно было проникнуть, там встречалось много скал с крутыми обрывами, на которых человеческая нога никогда бы не смогла удержаться. В этой местности было удивительно много дичи, я нашел следы каркера, горала, кабанов и одинокой сероу, пересекавших тропы. Следов леопарда, за исключением немногих очень старых, не оказалось.
В то время как мы завтракали, принесли капкан, присланный из Рудрапраяга. К вечеру мы понесли его с собой на прогалину и там установили; затем в труп была положена отрава — цианид. Я не опытен по части ядов, так же как и Ибботсон. Однажды перед тем, как выехать из Найни-Тала, в беседе с приятелем-врачом я упомянул, что правительство выразило желание, чтобы были испробованы все возможные средства для уничтожения людоеда, однако для моей задачи применение яда бесполезно, так как донесения показывают, что на леопарда яд не оказывает никакого эффекта. Потом я упомянул, какие яды были испробованы, и тогда он порекомендовал цианид как наиболее эффективный для представителей семейства кошачьих. Об этом я рассказал Ибботсону, и несколько дней назад прибыло достаточное количество цианида и капсюлей. Наполнив их ядом, мы вставили несколько штук в тело убитой в тех местах, где леопард его рвал и ел.
Мы питали всяческие надежды, что в эту вторую ночь людоед вернется к своей жертве, и, так как он заметил нас на дереве прошлой ночью, мы решили на этот раз засидки не делать, а оставить людоеда на волю судьбы — в жертву капкану и яду. На большой сосне около дорожки мы построили махан, куда набросали сена. Мы расположились там после того, как пообедали — готовил Ибботсон на примусе. В этом комфортабельном махане мы могли лежать, полностью вытянувшись, разговаривать и курить, так как единственный смысл нашего присутствия — это слушать звуки, доносившиеся оттуда, где находился труп. Мы спали и бодрствовали по очереди в надежде услышать гневный рев леопарда, если он случайно наткнется на капкан, — ведь здесь нельзя было направить его точно по пути, ведущему в приготовленную ловушку. Один раз в течение ночи мы услышали лающие звуки каркера, но они пришли с противоположной стороны, а не с той, откуда мы ожидали появления леопарда.
Как только забрезжил свет, мы слезли с дерева и, согрев себя чашкой чаю, подошли к трупу, который нашли на том же месте и в таком же положении, в каком его оставили.
После первого завтрака Ибботсон отбыл в Рудрапраяг, а я начал паковать вещи. Напоследок, прежде чем отправиться назад в пятнадцатидневное путешествие в Найни-Тал, я перекинулся несколькими словами с местными жителями. В это время пришла группа людей и сообщила новость — в деревне в четырех милях отсюда была убита корова. Они подозревали, что ее убил людоед, так как в предутренние часы прошлой ночью (той, когда он преследовал Ибботсона и меня от дерева до веранды дома) леопард настойчиво пытался сломать дверь дома старосты.
Эти люди усердно просили меня, чтобы я отложил свой уход в Найни-Тал и пошел вместе с ними в их деревню, захватив
