«Партизан» рванулся вперед, но было уже поздно. Над водой на секунду показался черный треугольный плавник величиной с хорошую дверь, потом широкий хвост (этот уже с целые ворота) мягко шлепнул по воде, и кит исчез.
Мы, стоя на местах, тихонько переговаривались друг с другом:
— Ну и китяра!
— Здоров!
— Тонн на пятьдесят будет.
— Все семьдесят потянет.
А Кнут Иванович, стоя у пушки, внимательно смотрел на море и поднимал то правую, то левую руку. Этим он показывал Михаилу Михайловичу, куда править, и Михаил Михайлович послушно выполнял каждую команду гарпунера.
Так прошло минут двадцать. Вдруг у самой кормы заплескалась вода. Кит с шумом выдохнул воздух, да так близко от нас, что брызги фонтана упали на нашу палубу. Но на корме пушки не было, а повернуть китобоец, хоть он и считается поворотливым судном, — не скорое дело. Кит спокойно вдохнул свежего воздуха, еще раз показал нам спину и нырнул.
Кнут Иванович начал сердиться. Он прыгал возле пушки, размахивая руками, и «Партизан», послушный его воле, то бросался вправо, то влево, то замирал на месте, то кидался вперед.
И хотя мы за сезон привыкли и к китам и к охоте за ними — все равно каждый раз, когда огромная черная туша поднималась из воды, мы все, как по команде, показывали на нее друг другу пальцами и удивленно повторяли:
— Кит! Кит!
Вдруг высокий фонтан рассыпался прямо перед носом «Партизана». В ту же секунду раздался выстрел. Тугой клубок красноватого дыма вырвался из пушки и поплыл, рассеиваясь над водой. Кнут Иванович, чуть согнувшись, держался за прицельную рукоятку, и казалось, что сам он вот-вот бросится туда, куда полетел тяжелый стальной гарпун.
Раненый кит вздрогнул всем своим огромным телом и бросился вперед, поднимая буруны белых брызг. Вслед за ним, извиваясь кольцами и петлями, бежал толстый канат. Секунды не прошло после выстрела, где-то впереди ухнул приглушенный взрыв — это взорвалась граната, привинченная к концу гарпуна. Кит мгновенно согнулся кольцом, распрямился, нырнул, но сейчас же вынырнул снова и выпустил короткий фонтан, только не белый, как прежде, а ярко-красный от крови.
«Партизан» остановился. Заскрипели тяжелые стальные блоки, канат натянулся, как струна. Кит бился метрах в ста от судна. Он извивался и так и этак, стараясь сорваться с гарпуна. Кит бился минут двадцать, наконец вздрогнул в последний раз, выпрямился, затих и медленно стал тонуть.
Включили лебедку. Загрохотали шестерни, закрутились чугунные барабаны. Мокрый канат, выжимая капли соленой воды, потянулся из моря, а за ним поднялась из глубины огромная туша.
И только тут мы заметили, что ветер снова закрепчал и по морю побежали белячки.
К вечеру ветер еще усилился, и зыбь стала выше, а к ночи разыгрался тайфун, да такой, что казалось, он хочет наверстать потерянное за день.
И опять «Партизан» запрыгал, как пробка, то по самую палубу зарываясь в воду, то вздымаясь над белым гребнем волны.
А мы опять собрались в кают-компании за праздничным столом и ждали капитана — он пошел в радиорубку прочитать последние радиограммы.
Наконец дверь раскрылась. Михаил Михайлович вошел, но еще прежде, чем он заговорил, мы поняли, что настроение у него совсем не праздничное.
— Придется бросить кита, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — У «Крестьянки» совсем плохи дела, хуже, чем вчера. Пойдем к ней на помощь.
Мы не первого кита теряли в море. И не в первый раз приходилось нам уступать перед неумолимой силой океана. Мы все понимали: раз надо — значит, надо, капитану виднее. Тут уж спорить не приходится.
Мы один за другим встали из-за стола и разошлись по каютам одеваться.
Но Кнут Иванович, обычно такой дисциплинированный, на этот раз вдруг заупрямился: он вскочил, забегал по кают-компании, размахивая руками.
— Михаил Михалыч, — говорил он возбужденно. — Я понимаю, идти нужно. Но зачем бросать кита? Поставим сигнал на наш кит. Это пять минут, а кто знает, может, мы еще встретим его в море? Ведь тогда не пропадет мой подарок.
— Ну что ж, — сказал капитан. — Мало надежды, что мы его встретим, но сигнал поставить можно. Почему не поставить. Давай распорядись, боцман, да поживее. Огромная туша прыгала по волнам, тяжелые цепи вырывались из рук, грозя отдавить палец или ногу. Работать приходилось очень осторожно, но мы все-таки быстро справились со своим делом. А гарпунер тем временем взял длинный бамбуковый шест с флагом на конце, воткнул его в брюхо киту, а чтобы шест не упал — три здоровенных штопора ввинтил прямо в тушу и, привязав к штопорам растяжки, укрепил мачту с флагом.
Наконец последняя цепь соскользнула с китового хвоста, и туша с поднятым над ней флагом стала быстро отставать от нашего быстроходного кораблика. Скоро ни кита, ни флага не стало видно. Стемнело. Кругом толпились одинаковые волны. Даже звезд на небе не было в эту ночь, но мы шли уверенно, выбирая дорогу по карте, навстречу ветру.
Только под утро заметили мы на горизонте высоко взлетавшие красные огоньки. Это со шхуны пускали ракеты-фальшфейеры, чтобы нам легче было найти ее в море.
Мы зажгли прожектор. Тугой пучок света раздвинул темноту, и мы увидели шхуну.
Невеселый вид был у маленького кораблика: «Крестьянка» держалась бортом к ветру, сильно накренившись, и так раскачивалась на волнах, что мачты почти касались белых гребней. Казалось, вот-вот шхуна ляжет и не поднимется больше. Мы обошли ее с наветра и остановились. Боцман с мостика забросил на палубу «Крестьянки» выброску. Там в двадцать рук подхватили тоненькую веревочку, потом вытянули толстый стальной трос, привязанный к ее концу, и закрепили его на носу шхуны.
«Партизан» дал малый ход, буксир натянулся, шхуна медленно развернулась носом по ветру, и послушно пошла у нас за кормой.
К рассвету шторм стал затихать. Но считать; шхуну спасенной было еще рано: вода в трюме по-прежнему прибывала, и люди, измученные долгим непосильным трудом, не успевали ее откачивать. С каждым часом крен увеличивался. Волны уже хлестали в бортовые иллюминаторы, и в любую минуту шхуна могла перевернуться.
По расчету нашего капитана маленькому кораблику осталось пять часов жизни, не больше, а до бухты Олюторской, где можно было откачать воду, оставалось не меньше десяти часов пути. И все-таки мы не хотели сдаваться. Мы самым полным ходом шли вперед в надежде на милость судьбы.
— Будь что будет, — сказал наш капитан. — Доведем — хорошо. Не успеем — придется брать людей к себе на борт. Ничего другого тут не придумаешь.
Так и шли по ветру, с полного хода распарывая зеленые валы, катившиеся по океану. Кочегары старались вовсю, не жалея ни угля, ни сил, и длинный султан дыма, обгоняя наш маленький кораблик, черным облаком стелился над морем.
