Джереми Паксман - "Англия: Портрет народа"

Раньше быть англичанином было так просто. Из всех народов на земле узнать англичан было легче всего — и по языку, манере вести себя и одеваться, и по тому, как они ведрами пили чай.

Теперь все намного сложнее. Если мы по воле случая встретим человека, твердо сжатые губы, в меру дорогая обувь и домашний вид которого будут выдавать в нем англичанина, нашей первой реакцией станет удивление: ведь условности, характерные для англичан, канули в Лету, и, похоже, страну больше представляют певцы или писатели, а не дипломаты или политики.

Англичане времен империи имели британские паспорта — как и шотландцы, валлийцы и часть ирландцев, — но им не было нужды задумываться над тем, одно и то же быть «англичанином» и «британцем» или нет: эти термины были, в сущности, взаимозаменяемы. Сегодня ничто так не выведет из себя шотландца, как неточное употребление этих двух понятий, потому что кельтские соседи Англии все больше выступают самостоятельно. Как этого и следовало ожидать, о выборах в мае 1999 года в новый Шотландский парламент и Национальное собрание Уэльса, которые якобы укрепляют союз, больше всего трубила лейбористская партия (которая придумала и саму идею делегирования прав национальным парламентам). Возможно, это и так. Однако все, безусловно, переменилось. По крайней мере, Шотландия всегда была отдельной нацией, сохранившей свою систему законов и образования, гражданские и интеллектуальные традиции. Теперь у нее собственное правительство, и трудно представить политическое образование, которое после предоставления ему власти не захочет большего. Эти изменившиеся отношения стали отражаться и в языке. Если год-два назад о событиях в Шотландии говорили как о региональных, сейчас о них все чаще упоминают как о «национальных». Би-би-си даже выпустила инструкцию для сотрудников о том, что больше недопустимо называть Уэльс княжеством.

К тому же существует проблема Европы. Кто знает, к чему приведут коллективные амбиции или заблуждения, охватившие европейскую политическую элиту? Если все закончится успешно, то при Соединенных Штатах Европы Соединенное Королевство станет чем-то лишним.

Существует и разъедающее понимание, что ни Британии, ни любой другой стране в одиночку не справиться с притоками и оттоками капитала, а ведь это определяет, будут ли отдельные граждане сыты, или им нечего будет есть. В каждой стране основной заботой правительства все в большей степени становится культурный уровень своих граждан.

Эти четыре составляющие — конец империи, так называемое Соединенное Королевство, которое трещит по швам, давление на англичан, чтобы заставить их окунуться в Европу, и бесконтрольность международного бизнеса — заставляют задуматься: а что значило раньше быть англичанином?

Хотя все эти вопросы связаны с политикой, данная книга не о политике в узком смысле слова. Я решил попробовать докопаться, в чем истоки сегодняшнего беспокойства англичан о самих себе, и с этой целью совершить экскурс в прошлое, к тому, что создало мгновенно узнаваемый образ идеального англичанина и англичанки, которые несли свой флаг по всему миру. А потом попытался выяснить, что с ними стало теперь.

Определить некоторые из этих воздействий оказалось относительно несложно. Очевидно, одно из них то, что англичане живут на острове, а не на материке. Они родом из страны, где протестантская реформация твердо определила место церкви. Они унаследовали твердое убеждение в индивидуальной свободе каждого.

Другие влияния представляются более трудно понимаемыми. Почему, например, англичанам, похоже, нравится чувствовать себя такими гонимыми? Что стоит за английским увлечением играми? Каким образом у них выработалось такое странное отношение к сексу и пище? Откуда эти их невероятные способности к лицемерию?

Я искал ответы на эти вопросы, разъезжая по стране, разговаривая с людьми и читая книги. Прошло несколько лет, я стал чуть мудрее, и у меня теперь другой набор вопросов.

И еще я только что заметил, что пишу об англичанах «они», хотя всегда считал себя одним из них. Эти англичане непостижимы до последнего!

Спросите любого человека, кем по национальности он предпочел бы быть, и девяносто из ста ответят — англичанами.

Сесил Родз

Когда-то англичане знали, кто они. Для этого всегда был наготове целый набор определений. Они вежливы, невозмутимы, сдержанны, и половую жизнь им заменяли бутыли с горячей водой: каким образом они заводили потомство, оставалось тайной для всего западного мира. Больше писатели, нежели художники, садовники, но никак не повара, они предпочитали действовать, а не размышлять. Их отличала классовая принадлежность и ограниченный кругозор, и они не могли выражать свои эмоции. Они выполняли долг. Их почти непостижимая стойкость вошла в пословицу. «Боже, у меня нет ноги!» — восклицает лорд Эксбридж под разрывы гранат на поле Ватерлоо. «Боже, что вы говорите!» — молвит в ответ герцог Веллингтон. Как гласит предание, от смертельно раненного солдата, лежащего в залитом водой окопе во время битвы при Сомме, можно было лишь услышать, что он «не должен жаловаться». Главное его достоинство — чувство чести. Они были надежны, и им можно было доверять. Слово английского джентльмена приравнивалось к документу, подписанному кровью.

1945 год. Война, которая, казалось, никогда не кончится, уже позади. Теперь все население Британии, просыпавшееся с мыслью о ней, может вздохнуть спокойно. В кварталах промышленных городов зияющие провалы рухнувших домов напоминают о рейдах «люфтваффе». В городках, оставшихся сравнительно незадетыми, на главной улице лепятся друг к другу, как в складной головоломке, витрины магазинчиков, большей частью мелкие частные предприятия, ведь англичане, по известному язвительному определению Наполеона, «une nation de boutiquiers» — нация лавочников. Работает обширная сеть розничной торговли, которая через несколько десятилетий вытеснит частных торговцев, но если вы зашли в одну из аптек фирмы «Бутс», то, вполне вероятно, чтобы купить продукцию для здоровья и красоты. Вечером можно сходить в кино.

Есть все основания согласиться с Черчиллем в том, что Вторая мировая война стала «блистательным часом» для его страны. Он вел речь о Британии и Британской империи, но ценности этой империи — это ценности, которые, по привычному представлению англичан, придумали они сами. Несомненно, во время войны и в первое послевоенное время англичане последний раз на памяти живущих имели четкое и положительное представление о том, кто они. Для них это отразилось в таких фильмах, как «Где мы служим», романизированном повествовании Ноэля Кауарда о гибели эсминца британских ВМС «Келли», потопленном немецкими пикирующими бомбардировщиками. Лежа в спасательном плотике, уцелевшие члены команды вспоминают историю своего корабля. На самом же деле они вызывают в памяти картину могущества Англии. Пусть капитана и личный состав разделяет акцент, с которым они говорят, объединяет их главное — вера в то, что представляет собой их страна. В ней все упорядочено и подчинено строгой иерархии, и война — это неудобство, как дождь в разгар сельской ярмарки, тут уж ничего не попишешь. Это страна, где люди строги и привыкли в чем-то себе отказывать, где женщины знают свое место, а дети, когда им говорят, что уже пора, покорно и тихо идут спать. «Успокойся, — говорит одна домохозяйка другой во время авианалета, — еще минута-другая, и выпьем чаю». Теща, провожающая унтер-офицера ВМС, спрашивает, когда он вернется.