Предания гласят: два славных рода дали Индии царей и героев — солнечная династия и лунная династия; Великий Икшваку был отцом солнечной династии, и имел он сто сыновей; его третий сын Данда похитил красивую дочь мудрейшего из мудрецов риши Шукры; и тогда разгневанный Шукра наслал на страну Данды дождь из золы; шел тот дождь семь дней и уничтожил все живое на земле
— Женщина должна быть сильной, но без жестокости, — сказал профессор Куртье. — Она должна быть умной, но не сухой, отважной и в то же время не утратившей женского обаяния — словом, настоящая женщина должна работать, думать, бороться и шагать по трудным дорогам наравне с лучшими из мужчин. — Профессор насмешливо посмотрел на меня: — Вы со мной не согласны, Виктор? Впрочем, это не мои мысли: я позаимствовал их у Ирвинга Стоуна, который, в свою очередь, утверждал, что именно такой представлял себе женщину двадцатого века Джек Лондон. Я не понимаю, почему женщины всего мира не поставили до сих пор памятника Джеку Лондону — чище, возвышеннее о них мало кто писал. После чтения его произведений так и хочется отправиться на поиск настоящей, «той единственной» женщины, забыть, что существуют мелкие любовные интрижки, о которых потом противно вспоминать. Джек Лондон сумел пронести через всю жизнь удивительное, возвышенное отношение к женщине. А знаете, что он не любил в женщинах? Стоун писал, что автор «Маленькой хозяйки большого дома» терпеть не мог женского кокетства, сентиментальности, отсутствия логики, слабости, страхов, невежества, лицемерия, цепкой мягкости прильнувшего к жертве растения-паразита. Джек Лондон полагал, что эти отрицательные качества женской души должны исчезнуть вместе с девятнадцатым веком, а в новом столетии появится другой тип лучшей половины человечества, близкий к идеалу, который он прославлял в своих книгах. Бедняга! Недавно я прочитал наимоднейший труд, изданный в ФРГ под названием «Дрессированный мужчина»…
Профессор устроился поудобнее в кресле, задумался, помолчал немного и продолжал:
— Автор «Дрессированного мужчины», как известно, — женщина. О своих человеческих сестрах она пишет удивительно зло: современные дамы дрессируют-де мужчин, приручают их, а затем становятся паразитами-эксплуататоршами, посылающими мужей во враждебный им мир зарабатывать деньги… Книжка, в общем-то, противная. Увидев на обложке портрет автора, я подумал: некрасивая умная женщина мстит своим более удачливым соперницам… Но есть там одна идея, которая, пожалуй, и не лишена здравого смысла: эмансипация, если она ограничивает в женщине желание иметь хорошую семью, может погубить цивилизацию…
— А вы сами, профессор? — решился я. — Вы причисляете себя к сторонникам Джека Лондона в вопросе о женщинах или разделяете взгляды автора «Дрессированного мужчины»?
— Я слишком долго изучал биологию, Виктор, — тонко улыбнулся Куртье, — чтобы рассматривать женщину с позиций примитивного метафизика: черное — белое. Я за диалектический подход, как говорят марксисты. К тому же истинный биолог не может не быть пессимистом…
— Простите, профессор, но я с вами не совсем согласен. Мне всегда казалось, что настоящий биолог непременно становится оптимистом и гуманистом высшего типа!
— Да, — протянул Куртье уже с обычной своей иронией, — может, начинающий в биологии романтик и бывает гуманистом, как вы говорите, высшего типа. Только наши врачи, возьмите рекомендовавшего вас Руайе, почему-то думают прежде всего о деньгах, об особняках и уже в последнюю очередь — о здоровье пациентов. Сколько вам лет, Виктор?
— Двадцать шесть, профессор.
— Прекрасно! Вернемся к этому разговору… когда вам исполнится сорок.
Он изящным движением поднялся с кресла, поклонился и вышел из гостиной.
Профессор Куртье был из породы гениев. Не знаю, сколько ему было лет, наверное около пятидесяти, но этот белокурый, подтянутый аристократ выглядел так, что мог в любой момент, не стыдясь, пойти под венец с молоденькой девушкой. Кстати, он не был женат. О его гениальности говорили с большим почтением в кругу крупнейших биологов мира, хотя, как я подозреваю, эти самые биологи имели весьма смутное представление о том, чем занимается гениальный Куртье. Я тоже не очень хорошо представлял себе работу профессора, хотя и служил у него уже несколько месяцев. Тем не менее и того, что я успел узнать, вполне хватало, по моему разумению, на присуждение профессору полдюжины всяческих почетных премий. Однако полная секретность была основным принципом работы фирмы.
Остаток дня мне предстояло провести в изучении актиномицетов, или, как их еще называют, лучистых грибков. В 1945 году С. Ваксман и А. Шатц выделили из культуры актиномицета антибиотик стрептомицин. Собственно, лучистые грибки не моя специальность, но шеф, как я мысленно зову профессора, безжалостно заставляет меня заново штудировать массу материалов по биологии, химии и физике. Сам Куртье обладает феноменальной памятью и нашпигован таким количеством знаний, что соперничать с ним может, пожалуй, лишь библиотека американского конгресса. У шефа есть какая-то только ему и богу известная система, помогающая раскладывать знания точно по полочкам, соответственно научным дисциплинам, и никогда ничего не путать. В нужный момент он извлекает эти знания из глубин памяти со скоростью, превышающей быстроту последней модели ЭВМ. К тому же Куртье знает уйму разных языков, на которых говорит хотя и с одним и тем же акцентом, но зато без ошибок. Мои разноплеменные бабушки выучили меня с детства французскому, английскому, чешскому и русскому языкам. Жизненные скитания значительно расширили мой лингвистический кругозор: кроме немецкого, испанского и итальянского, мне пришлось говорить на суданских и некоторых азиатских языках. Но Куртье по сравнению со мной — настоящий полиглот, и я невольно тушуюсь, когда он начинает насмешливо пояснять, что означает то или иное выражение в японском языке или на малаялам — есть такой язык в Индии. Потом я специально проверял пояснения шефа по словарям — он не ошибался. Однако, насколько я успел разобраться, основное внимание шеф уделяет не языкам и не биологии, а «наукам-перекресткам», то есть стыкам разных наук — биологии, математики, электроники, механики…
Итак, на сегодня Куртье дал мне кипу папок, содержавших полезные сведения об актиномицетах, посоветовав внимательнее отнестись к работам немца Р. Лиске. Этот Лиске в двадцатые годы скрупулезно обобщил массу данных о происхождении и свойствах лучистых грибков.
