Джек Лондон
Страшные Соломоновы острова
Несомненно, Соломоновы острова — обездоленная и неприветливая земля. На свете, конечно, существуют места и похуже. Но новичку, который не в состоянии понять жизнь и людей в их изначальной, неприглядной грубости, Соломоновы острова могут показаться поистине страшными.
Действительно, лихорадка и дизентерия неутомимо разгуливают там, больные отвратительными кожными болезнями встречаются на каждом шагу, а воздух насыщен ядом, который проникает в каждую пору, царапину или ссадину, порождая злокачественные язвы. Многие, избежавшие смерти на Соломоновых островах, возвращаются на родину жалкими развалинами. Также известно и то, что туземцы Соломоновых островов — народ дикий, пристрастный к человеческому мясу и склонный коллекционировать человеческие головы. Отважным поступком считается у них напасть на человека сзади и нанести ему меткий удар томагавком, рассекающим спинной хребет у основания головного мозга. Не менее справедливы и слухи о некоторых из этих островов, как, например, о Малаите, где общественное положение человека определяется количеством убийств, совершенных им. Головы являются там меновой ценностью, предпочтение всегда отдается голове белого человека. Очень часто несколько селений месяц за месяцем складывают свои припасы в общий котел, пока какой-нибудь отважный воин не преподнесет им свежую, окровавленную голову белого человека и не потребует в обмен весь котел.
Все вышесказанное — истинная правда; а между тем иные белые десятки лет живут на Соломоновых островах и, покидая их, испытывают тоску и желание вернуться. Человеку, имеющему намерение обосноваться там надолго, необходимо обладать известной осторожностью и своего рода счастьем. Помимо этого, он должен принадлежать к людям особой категории. Его душа должна быть отмечена клеймом непреклонности белого человека. Ему надлежит быть неумолимым. Он должен невозмутимо встречать всевозможные непредвиденные сюрпризы и отличаться безграничной самоуверенностью, а также расовым эгоизмом, убеждающим его, что в любой день недели белый человек стоит тысячи чернокожих, а в воскресный день ему позволительно уничтожать их в большем количестве. Все эти качества и делают белого человека непреклонным. Да, имеется еще одно обстоятельство: белый, желающий быть непреклонным, не только должен презирать другие расы и иметь высокое мнение о себе, но и обязан не давать воли воображению. Ему нет надобности вникать в нравы, обычаи и психологию черных, желтых и коричневых людей, ибо вовсе не этим способом белая раса проложила свой царственный путь по всему земному шару.
Берти Аркрайт не был непреклонным. Он был слишком чувствительным, утонченным и обладал избытком воображения. Слишком болезненно воспринимал он все впечатления, слишком остро реагировал на окружающее. Поэтому Соломоновы острова были для него самым неподходящим местом. Он не собирался обосноваться там надолго. Пятинедельного пребывания на Соломоновых островах до прибытия следующего парохода казалось ему вполне достаточным, чтобы удовлетворить ту тягу к примитивному, завладевшую всем его существом. По крайней мере, так он говорил, хотя и в иных выражениях, туристкам на «Макамбо»; они восхищались его героизмом: ведь это были дамы, обреченные пребывать на скучной и безопасной палубе парохода, пробирающегося между Соломоновыми островами.
На борту находился еще один мужчина, но дамы не обращали на него внимания. Это было маленькое, сгорбленное существо с морщинистой кожей цвета красного дерева. Его имя, занесенное в список пассажиров, не представляет интереса, но другое его имя — капитан Малу — было для туземцев заклятым; им пугали маленьких детей на всем пространстве от Нового Ганновера до Ново-Гебридских островов. Он эксплуатировал труд дикарей, страдал от лихорадок и всяческих лишений и с помощью винтовок и бичей надсмотрщиков сколотил себе пятимиллионное состояние, заключавшееся в морских улитках, сандаловом дереве, перламутре, черепаховой кости, слоновых орехах, копре, земельных участках, торговых факториях и плантациях. В сломанном мизинце капитана Малу было больше силы, чем во всей особе Берти Аркрайта. Но дамы-туристки привыкли судить лишь по внешнему виду, а Берти, несомненно, был красавцем.
Берти разговорился с капитаном Малу в курительной комнате и сообщил ему, что намерен познакомиться с «яркой, кровожадной жизнью Соломоновых островов». Капитан Малу признал такое стремление честолюбивым и достойным похвалы. Но лишь спустя несколько дней он заинтересовался Берти, когда этот молодой искатель приключений пожелал показать ему свой автоматический пистолет калибра 44. Берти объяснил устройство механизма и продемонстрировал его, вынув обойму с патронами.
— Это совсем просто, — сказал он, вкладывая обойму и отводя ствол назад. — Таким образом оно заряжается и разряжается, видите? Затем мне остается лишь нажать собачку восемь раз подряд, возможно быстрее. Посмотрите на этот предохранитель. Потому-то он мне так нравится. Он вполне безопасен. Сомнений быть не может. — Он опять вынул обойму. — Сами посудите, насколько это безопасно.
Он держал дуло пистолета на уровне живота капитана Малу, и голубые глаза капитана пристально следили за ним.
— Не лучше ли повернуть его в другую сторону? — спросил капитан.
— Но он совершенно безопасен, — уверял его Берти. — Я вытащил обойму. Вы понимаете, он теперь не заряжен.
— Огнестрельное оружие всегда заряжено.
— Но уверяю же вас, он не заряжен!
— Все равно, отведите дуло в сторону.
Голос капитана Малу звучал тихо и невыразительно, но глаза, не отрываясь, смотрели на дуло револьвера, пока оно не отклонилось в сторону.
— Я готов держать пари на пять фунтов, что оно не заряжено, — с жаром предложил Берти.
Но тот покачал головой.
— Ну, так я вам докажу.
Берти поднял револьвер и приложил дуло к виску с явным намерением спустить курок.
— Одну секунду, — спокойно сказал капитан Малу, протягивая руку. — Дайте мне взглянуть.
Он направил револьвер в сторону моря и нажал собачку. Последовал оглушительный выстрел, и одновременно механизм выбросил горячий дымящийся патрон вбок, вдоль палубы.
У пораженного Берти отвисла челюсть.
— Значит, там оставался патрон, — попытался он объяснить. — Должен сознаться, что это было очень глупо.
Он смущенно захихикал и опустился в кресло. Кровь отлила от его лица, и под глазами появились темные круги. Руки его дрожали и никак не могли поднести ко рту папиросу. Он слишком любил жизнь, а сейчас видел себя с размозженной головой, распростертым на палубе.
