«Его название в переводе означает — Повелитель неба.»
Википедия.
Я знаю, знаю, с чего я начну! Я начну со стихов, с бесшабашной поэмы, которая выстрелила из меня, как струя шампанского в тот самый момент, когда я осознал, что это правда: меня пригласили сниматься в кино! Более странного, дикого, нелепого поворота событий не мог ожидать я даже в этот странный, дикий и нелепый период своей жизни — довольно тоскливый, надо сказать…
И не то чтобы я всю жизнь мечтал о карьере киноактёра — вовсе нет. Как раз именно этот род деятельности всегда казался мне чуждым и непривлекательным, да и не подхожу ведь ни рожей, ни кожей, ни норовом своим — общителен с близкими, но толп чураюсь. Нет, не ликовал, но было мне смешно и странно… Я рассматривал эту воображаемую будущую коллизию со всех сторон, обсасывал как леденец, я потешался над самим собой: строил ажурные песочные замки и тут же опрокидывал их наземь, выдувал радужные мыльные пузыри и сам же прокалывал их иглой убийственной иронии — хлоп! Кто, кто поверит, что такое случается в жизни?..
Так вот, я начну свою повесть с поэмы.
У меня есть именитые предшественники в этой затее. Пастернак увенчал своего «Доктора Живаго» завораживающе прекрасными, затмевающими его же собственный прозаический текст стихами. Саша Соколов, любимый писатель одной моей далёкой знакомой — смертельно опасной, надо сказать, для меня женщины — любил присовокупить к своей хитросплетённой до полной непролазности для простого смертного прозе дурашливые якобы строфы. Вроде бы и не всерьёз — безделица и баловство, но поди ещё разберись, что важнее для него самого — «Собака» ли, хвост ли…
Да, у меня есть великие предшественники, но я буду в чем-то и оригинален: я не завершу своё произведение поэмой, как они… Нет, — с поэмы я начну! И не потому, что она столь прекрасна — я вполне сознаю её сиюминутный, сугубо прикладной и даже «стихотерапевтический», можно сказать, характер, — а потому, что она была моим первым стихийным откликом, ироническим и задорным выплеском. Именно она наиболее точно отражает мою первую реакцию, ход моих мыслей, всю цепочку ассоциаций, которая выстраивалась в моей ошарашенной голове, пока я переваривал с трудом проглоченное: «Мы приглашаем Вас в проект, как главного героя документального фильма…»
А ведь я был необычайно тих в то время. Тих, одинок и печален. Я никого не трогал. Я заканчивал душные и потные левантийские вечера строфой Бродского или стаканом бренди… Чаще попеременно, редко — вместе. Это была одинокая жизнь настоящего русского интеллигента, если не считать того, что вечерами было душно и потно, а сам интеллигент был русским в весьма относительном смысле.
И настало Утро, и пришел я на работу, и открыл я почтовый ящик Пандоры…
Отстраняется стакан:
К черту всё — лечу на Хан!
Хоть припахан и затрахан,
Скажем НЕТ бездумным страхам,
И да здравствует размах!
Преодолеваем страх:
Со стола бумаг бархан
Мы на пол сметаем махом,
Босса посылаем «нах»!
Надоело мять диван,
Я — Багира, я — Шерхан!
В Голливуде или в Канне
Ждут меня шальные «мани»,
А на рюмке, на стакане
Не прискачешь в город Канн…
Канут в прошлое ненастья,
Брошу шляпу под кровать —
Буду сам я подавать!..
К белой кости, к высшей касте,
Стану я принадлежать!
Я намерен поднажать —
Рожу пряником держать
(Я же вырос на компосте,
и на сцене, на помосте
Люд Шекспиром ублажать
Не пришлось, не довелось мне)…
Мне придётся возмужать:
Три вершка прибавить в росте,
Сажень закосить в плечах,
Запалить огонь в очах…
Стану парень я не промах,
Парень стану — просто «Ах!»…
До свидания, «вчера»,
То, в котором ни хера —
Быт постылый, быт пропитый…
Ждут нас слава и софиты:
Режут глаз прожектора,
Марши раздирают уши!
Будет краше, будет лучше,
Всё отпляшет на ура!..
Пусть мой непутёвый лик
К киносъёмке не привык,
Пусть — потеха и умора,
— это дело режиссера,
Для того окончил ВГИК
Он с отличием и шиком,
Для того не шит он лыком,
Для того учился чай…
Ты, Георгий, не скучай!
Просвещайся ты, Георгий:
«Тяпку» с веником сличай!..
Ты, хоть молодой, но зоркий,
Наш фильмец ядрёный, тёрпкий
Выйдет лучше, чем «Чапай»!
Вот сценарий на бумаге:
Всё завяжется в Базлаге,
Мы напялим кошки, краги,
По карманам — курагу
(Чтобы не скучать в снегу,
Чтобы трещины-овраги
Шлись не «через не могу»,
А вприпрыжку, на бегу…)
Нам погода строит жмурку:
Снег — не вылепишь снегурку,
А ведь нам нужна пурга!
(Это нужно драматургу,
Он берёт народ «на дурку»…
Всё сварганим!.. ни фига
Не допрут они, придурки!..)
Та-а-к… выходим на врага…
Спозаранку сонный лагерь
Мы поставим на рога
И бульдозером — в снега!
Пусть пурга развесит флаги,
Пусть невидимо ни зги…
Мы — суровые мужчины,
Джеки Чаны, аль Пачины
Нам неведомы кручины:
Бицепс крепок и мозги!
Ширь равнин — для мелюзги,
А у нас в плечах аршины,
Нам без кручи, без вершины
Не с руки и не с ноги…
Колокольцами с дуги
Забренчали карабины!
Ярче воссияйте льдины!..
(Оператор, не трынди —
Запечатлевай картину!
Кадры — от бедра, с руки!..)
Ждут нас фирна наждаки —
Нажумарим умно, тонко
Километры киноплёнки!
Скулы сжав и кулачки,
Зарыдают от восторга
И прелестные бабёнки,
И пухлявые ребёнки,
И трухлявые опёнки,
И крутые мужички!
А когда мы откозлим,
Отбузим и отъегозим,
Вот тогда мы — шапку оземь! —
По Европе заскользим…
Хороша игра, а мина —
Это дело наживное,
Основное — наша кино —
Наша — лепта, наша — лента!
Мы начнём, пожалуй, с Тренто —
Место бодрое, живое!
«Горы, бицепсы, герои» —
Там, как раз про всё, про енто…
Это круто для почина!..
Нет чудеснее патента:
Сумма места и момента!..
Одарённы и таланны!
Как страна широки планы:
Станет нашинским Бродвей,
Весь — от пяток до бровей…
Но сперва мотнёмся в Канны —
Пальмовых огресть ветвей,
Хановы залижем раны…
И отправимся за лавром,
Как Ясон и, как Тезей,
В стан врагов, а не друзей:
К минотаврам — динозаврам
В Голливудские казармы…
Мир — арена, Колизей,
Так сражайся — не глазей!
По рассказам, в Голливуде
Всё замешано на блуде
(Не судите строго люди,
Что имеешь — то болит…)
Всё смешалось: кони — люди,
Ноги — руки, губы — груди…
Кто ж там водится в запруде?..
Рок к кому благоволит?
Голливуд, — он многолик,
Путь к Олимпу многотруден,
Там мужик — кремень, не студень,
Что ни личность, то — unique:
Спилберг пламенный бурлит,
Не подвержен порчам, сглазам,
Режет глазом, как алмазом —
Кроит кино-мегалит.
Тарантино там шалит:
Что ни лента, то оргазм!..
Светел криминальный разум,
Многогранен, боевит!
Вуди Аллена плавник
Рассекает гладь баркасом —
Всем на зависть ловеласам
Не увял и не поник!
(Между нами, этот Вуди —
Тот ещё карась в запруде!
Хоть и вырос на Талмуде,
Но — проказник, баловник…
Чуждый хлебу и воде он
Вечно бегает по девам,
И мудя держать в узде он
Не приучен, не привык…)
Впрочем, кто ж его осудит,
Кто осадит, приструнит?…
Там, в прохладе киностудий,
Всё блуждают… то есть блудят…
В общем: бродят — думы будят
Дивы с ножками Лолит
(Целлюлит там не рулит,
Спину там никто не трудит…)
Когда мы туда прибудем,
Начудим, наробингудим,
Всех прижучим, покорим,
Охмурим их и окучим,
Наследим, разгоним тучи
(А скорей — напустим дым…),
Академикам седым
И актёрикам дремучим
Станет ясно, что мы — луч-ч-че!
Что наш фильм сильней и круче,
Что дорогу — молодым!..
И умоется в тоске
Звёздный зал слезой сырою!
Эти Бонды и ковбои —
Все у нас на поводке,
На крючке и на леске!..
И взлечу я налегке
(После Хана — землю рою!..),
И вручат мне перед строем
Не блохарика в мешке
(Что случается порою…),
А на блюде, на доске
— Вот вам «замки на песке»!!! —
Мне, как главному герою,
За кинороман с Горою —
Оскар с «тяпкою» златою
В оттопыренной руке!
Когда кончится шабаш,
И ко мне вернутся силы,
Для себя, себя и милой,
Я отгрохаю шалаш.
Перекрою (что за блажь!..)
Крышу гнёздышка (иль клетки?..)
Каннской пальмовою веткой,
Оскар — у ворот, как страж…
Эх, да здравствует кураж!
Лёха, Оскар будет наш!!!
А ведь я был уверен на сто… нет — на двести процентов, что никогда, НИКОГДА я не пойду вновь на Хан-Тенгри по тому же самому маршруту. Я, вообще, не склонен повторять горы, страны и маршруты, и никогда не понимал людей, проводящих свой отпуск из года в год в одном и том же районе, не важно — горном или курортном. Какого черта, когда Мир велик и разнообразен!.. Так я обычно думаю, хотя, кто знает, быть может именно в таком вот географическом непостоянстве и проявляется некоторая поверхностность чувств и неглубина пристрастий человека… Кто знает…
