Валентин Курбатов
Турция
Записки русского путешественника
Борису Ивановичу Цареву
с благодарностью
В путь!
Есть спасительное Божье милосердие в том, что мы как будто не видим высоты порога, который переступили, переходя в третье тысячелетие. Но порог от этого, и отдалясь, пока не становится ниже. И драматизм вопросов, поставленных человечеству двумя предшествующими тысячелетиями, не отменяется. Более того, они ставятся с еще более обостряющейся требовательностью. В особенности перед тем, кто пришел в Церковь невыстраданной дорогой государственной дозволенности.
Но сегодняшняя ситуация после почти ста лет изгнания христианства из общественного сознания предоставляет нам, как ни странно это прозвучит, счастливую возможность нового «выбора» — мужественного, не противящегося вере знания, возможность взвешенного понимания. Теперь нам выпала счастливая пора, которой не было у наших отцов, — увидеть колыбель христианства, попробовать соль земли, из которой выросли плоды нашей веры.
И в этом смысле нам только предстоит открытие Турции, которая челночной репутацией заслонила для нас торжествовавшую здесь Византию, а до того властвовавший на этой земле Рим и еще прежде — Грецию.
Мы хорошо знаем Константинопольскую Софию по острой полемике вокруг нее славянофильской мысли, но современный, даже и достаточно осведомленный, человек с изумлением узнает, что Миры Ликийские, где явился Николай Чудотворец, — это город в Турции и там стоит храм Святителя. Что Патара, где он родился, — это тоже Турция. Нам почти трудно поверить, что Эфес, где апостол Иоанн и Дева Мария жили после распятия Христа, где они молились и учили и где апостол Лука писал первые образы Богородицы, — теперь также Турция. И все семь церквей, которым апостол Иоанн Богослов адресовал с острова Патмос свое «Откровение», в Малой Азии, что здесь родился и начал свою проповедь апостол Павел. Именно в этих краях проповедовали апостол Петр и Андрей Первозванный, учил и был распят апостол Филипп. Здесь славили Спасителя мира и страдали за Его имя подвижницы Христовы из одного города Коньи — святые Фекла и Параскева Пятница. На той же земле, в Никее, родился наш Символ веры, здесь погибала в иконоборчестве и воскресала икона. Путешественников ждут не дождутся Антиохия с памятью о пламени Иоанна Златоуста и Каппадокия, давшая Церкви Григория Богослова и Василия Великого.
На территории древней Анатолии (как звалась и сейчас зовется Турция) решали живые проблемы и вечные вопросы с ответственностью и остротой насущного человеческого делания императоры и патриархи, молитвенники и исповедники. Это прежнее горение еще узнается в самом воздухе городов, в руинах храмов, в крестах, которые тайно чертились на стенах языческих святилищ первыми христианами как знак сопротивления, как листовка, как подвиг свидетельства. Здесь по-прежнему слышны отзвуки яростной борьбы, которая велась с ересями, когда на семи Вселенских соборах выковывался Символ веры, открывалось новое для человечества измерение.
Тогда формировались не идеи, а творилась жизнь, люди знали, что полнота времен исходит от Бога, но приуготовляется человеком. И потому здесь особенно видно, сколь тесно связаны культура и вера, культура и Церковь, как животворно соединены они корнем «культ» и насколько плодотворен такой диалог впредь в освобождении человека от страха перед жизнью и историей, при воспитании ответственности и зрячей любви к человеку — друг к другу, к местам, где ты живешь, к корням, откуда родом.
*
Книга, которую вы открываете, родилась из пяти экспедиций, охвативших пока малую часть святынь, сияющих в христианской истории мира. Но нам не терпелось поделиться радостью открытия, сказать о чуде живого и остро ощутимого здесь свидетельства молодости и силы христианства.
В разные поездки мы порой проходили одними и теми же местами. Мысль стремилась той же дорогой, но видела другое. Душа не узнавала своего прежнего переживания, потому что росла, потому что прибавлялось новое знание и сама жизнь не стояла на месте. Дороги истории долги, и на них может не хватить жизни, но все они, если чувствовать их верно и выходить с зоркой душой, ведут нас к себе, к своему Господню образу.
Часть I
Встреча
Благословенный мир
Сегодня высокие облака стоят над лесом и озером. Лес греется под еще не разошедшимся солнцем, бездвижно нежится, и только осина посверкивает, будто пересыпает блеск под несуществующим, одной ей слышимым ветром. Шмель возится в цветах, ворчливо перебирая их и оставляя их один за другим с нескрываемой досадой. Кукушка лениво и равнодушно пересчитывает чьи-то недолгие годы, словно откладывает их на счетах: одному столько, другому столько. Коршун лениво вычерчивает круг за кругом, словно долгую мелодию дня. Озеро светится покоем и далью, подставляя себя любящим взглядам деревень, которые высыпают на пригорки, как ребятишки, и завороженно молчат, остановленные простором и сиянием высокого июньского полдня. Душа и глаз просят храма на одном из холмов — белой свечи, которая тотчас собрала бы день и даль, а чаша озера при первом звоне ответила бы чаше неба.
Но далеко разошлись друг от друга русские деревни, все меньше изб выбегают посмотреть на свое отражение, и красота отзывается болью, как если бы весь этот ненаглядный день в облаках, птицах и водах о чем-то молил твое сердце, заранее зная, что не удержит тебя.
Мы сбегаем в города, в мертвую тесноту спальных районов, в соревновательное щегольство столиц, где прекрасные храмы собирают прекрасные хоры, где блестящие мастера пишут блестящие иконы, где просвещенные батюшки говорят просвещенные проповеди. Мы крестим своих детей в домашних тазах, софринских купелях, мраморных бассейнах, озерах и реках.
Мы складываем умные общины, издаем прекрасные религиозные журналы, созываем «горячие» соборы и даже создаем религиозные партии. Но все отчетливее понимаем, что «в рабском виде Царь Небесный исходил, благословляя» не эту землю. Не наши мегаполисы и растратившие свет и радость редеющие деревни. Даже не наши состоятельные монастыри, заходя в них только в пору становления, в годы начальной нищеты и разрухи, пока братия держится молитвой и духом. Мы еще слышим эхо той речи и того молчания и иногда узнаем их в высоких июньских днях посреди опустевших деревень и заброшенных кладбищ, но уже узнаем с вполне книжным удовлетворением, как лестную цитату. И кажется, нам больше всего не нравится в тех тютчевских строках именно это — «в рабском виде».
Не прошли даром революционные гордые прописи «рабы не мы, мы не рабы» или «рабы немы»; мы-то, мол, очень даже разговорчивы и вполне умело пользуемся свободным словом.
В истории вообще ничего просто так не проходит, несмотря на печальное утверждение Гаврилы Романовича Державина, что «река времен в своем течении уносит все дела людей…»
Нет, воды этой реки только подставляют грядущему зеркало, чтобы будущее училось отражаться в них без постыдного повторения, узнавая родное, как юность в старости.
В «реке времен» не будет слышаться отчаяния, только если мы однажды догадаемся, что вечность не бездонная яма, пожирающая несчетные поколения, а дар дня, полного света. И каждое новое поколение есть малая черта общего Лика, единого Образа, который не дан нам Богом в завершении, а создается в сорадовании и сотворчестве с Ним. Мы идем в истории не вперед, а как круги по воде — во все стороны, пока не займем границы мира. Или, вернее, как кольца на дереве — где уже, где шире в зависимости от плодоносности веков, каковая уж зависит от нашей свободной воли. Историческая усталость иногда провоцирует нас повторить какую-то часть пути, которая была плодотворной, но Господь не зря зовется Творцом. Он — Создатель во всякий час и ждет от нас того же. Он не принимает пусть даже и лестного, но повторного шага, пусть внешне уверенного, но механического, бездумного, когда мы страшимся посмотреть на глубину результата.
