Перед отплытием мы договорились поставить на берегу высокий шест с парусиной вместо флага, видимый с разбитого корабля в подзорную трубу; опущенный флаг и три выстрела послужат для нас с Фрицем сигналом к немедленному возвращению. Еще я убедил матушку не бояться провести одну ночь с детьми, если нам придется задержаться на судне.
С собой мы взяли только ружья и боеприпасы, поскольку еды на корабле хватало. Фриц упросил меня включить в нашу команду и обезьянку, так как очень хотел напоить ее козьим молоком. Мы молча взошли на борт катамарана и оттолкнулись от берега. Фриц изо всех сил налегал на весла, а я был рулевым. В середине бухты, уже довольно далеко от берега, я заметил: кроме уже известной нам протоки есть еще и вторая — через нее ручей неподалеку впадал в бухту, с шумом неся свои воды в океан. Я тотчас сообразил, что именно эта протока поможет нам без усилий выйти в открытое море; плохим ли или хорошим я был рулевым, но скоро наш кораблик, словно перышко, помчался по воде; оставалось только не сбиваться с нужного курса. Так мы преодолели большую часть пути. А потом, когда течение было уже не столь сильным, отдохнувшие, снова налегли на весла, благополучно въехали в чрево разбитого судна и закрепили там покрепче нашу посудину.
Фриц сразу схватил обезьянку и, не сказав ни слова, бросился на верхнюю палубу, где находились животные. Я последовал за ним, гордый его поведением, его готовностью помочь божьим тварям. Господи, как они обрадовались нашему появлению! Лизали нас, ластились, мычали и блеяли, издавали невероятные звуки всех тональностей… Ясно, что дело заключалось не в корме и не в питье — его на корабле оставалось предостаточно. Они соскучились по человеку. Обезьянку мы подложили к козе, и она, гримасничая, жадно сосала непривычное для нее молоко, чем очень смешила нас. Накормили и напоили скотину и только затем позаботились о собственной плоти, поели то, что было под рукой.
Мы решили прежде всего поставить мачту с парусом на бочковом кораблике, чтобы на обратном пути с попутным ветром возвратиться к нашему жилищу.
Я отыскал обломок рея, который вполне годился для мачты, и еще другой, потоньше, на который надеялся укрепить парус. Фриц проделал долотом дыру в доске, чтобы потом вставить в нее мачту. А я в трюме отрезал от большого рулона парусины часть в форме треугольника. Потом принес тали, намереваясь укрепить их вверху на мачте, чтобы парус в любой момент можно было поднять и опустить. Когда Фриц закончил свою работу, мы приделали поперек нашего суденышка доску с отверстием, а тали подвесили на верхушке мачты, чтобы можно было менять положение блоков. Затем протянули трос, привязали к нему длинную кромку паруса и опустили мачту через отверстие в доске на дно кораблика. Для большей прочности и надежности быстро, за несколько минут, укрепили мачту кронштейном.
Мой парус имел форму прямоугольного треугольника, одну его сторону мы протянули вдоль мачты и накрепко привязали. Короткий катет привязали внизу, к тонкому рею, соединенному под прямым углом с мачтой; другой конец рея, к которому крепилась длинная сторона паруса, доставал до рулевого весла, что позволяло управлять парусом, а в случае необходимости спускать его. Спереди и сзади на суденышке мы просверлили дырки, чтобы пропустить в них снасть, позволявшую поворачивать парус в любую сторону, не разворачивая при этом саму посудину.
Время от времени Фриц брал подзорную трубу и смотрел, что делается на суше. Кажется, там все было в порядке. По просьбе сына я поднял маленький флажок. Хотелось, чтобы наш кораблик выглядел неким подобием настоящего корабля.
Конечно, такое тщеславие в лучшем случае достойно улыбки, но сделал это я не только ради честолюбивого Фрица, но и ради собственного удовольствия.
Потом мы попытались соорудить руль — по бортам укрепили по два прочных бруска, между которыми положили весла; при повороте они упирались в бруски, что позволяло менять курс.
За работой время идет быстро. Начало смеркаться, и я понял, что заночевать придется на корабле — не возвращаться же домой с пустыми руками. Заранее было договорено, что мы поднимем флаг, если надумаем остаться на разбитом корабле. Так и было сделано.
Остаток дня занимались тем, что выбрасывали с нашего суденышка все лишнее, а взамен грузили инструменты и другие необходимые вещи. Корабль разграблялся самым варварским способом, но без всяких угрызений совести.
Самой желанной добычей был и порох и свинец — кто знал, сколько времени нам предстояло провести в одиночестве, защищаясь от диких зверей и добывая себе пропитание охотой. Груз погибшего корабля предназначался для строительства новой колонии в Южном море,[9] поэтому на борту оказалось столько всяких предметов, которые обычно не принято брать в море.
При таком изобилии трудно было сделать выбор. Что важнее и полезнее? В первую очередь я взял ножи, вилки, ложки и кухонную утварь, в коих мы испытывали превеликую нужду. В капитанской каюте отыскалось несколько серебряных приборов и другие изделия из серебра, тарелки, подносы, чаши из латуни, а также великолепные бутылки. Все это аккуратно запаковывалось вместе с жаровнями, поварешками, сковородками, чугунками, кастрюлями и глиняными горшками, обнаруженными на камбузе.[10] Наконец, из капитанских запасов к нам перекочевало несколько вестфальских окороков,[11] да еще в придачу пара мешочков с кукурузой и другими зерновыми.
Фриц напомнил мне, как холодно и жестко спать в палатке, и я дополнил наш багаж еще несколькими походными матрацами и шерстяными одеялами. Мальчишка, едва ли видевший в своей жизни оружие, притащил винтовки, сабли, шпаги, охотничьи ножи. Напоследок мы взяли канаты, тросы, большой рулон парусины, а также бочонок с серой.
Перегруженный до предела кораблик опустился глубоко в воду, слава Богу, море было спокойное! Иначе несдобровать бы! Однако на всякий случай мы захватили два спасательных жилета. Ведь все может приключиться! Если кораблик пойдет ко дну, придется спасаться вплавь.
За сборами незаметно наступила ночь. О возвращении на берег нечего было и мечтать: в потемках немудрено наскочить на скалу или того хуже — перевернуться. Яркий, взметнувшийся ввысь веселыми искорками огонь на берегу возвестил, что с нашими родными полный порядок; в свою очередь мы зажгли четыре больших фонаря и просигнализировали, что тоже пребываем в благополучии и добром здравии. Прозвучавшие в ответ два ружейных выстрела, как мы перед отъездом условились, свидетельствовали, что наш сигнал принят и понят.
