Кочетов Андрей - Золотой топор Вритры: (Путешествие по Таиланду)

Поездка была рассчитана на три часа, причем кроме «плавучего рынка» предстояло посетить храм Арун. Быстроходный катер резко обгонял «угольщиков», «перевозчиков», крестьянские баржи и сампаны, плоскодонки и другие плавсредства, груженные товаром. Лишь в одном месте взору открылись — нет, не трущобы — выстроившиеся вдоль берега среди пальм и бамбука, плотно прижавшиеся друг к другу деревянные домишки на сваях. В каждом от входа к самой воде спускались ступеньки. Двери и окна открыты, вернее они просто отсутствовали, их функции выполняли тростниковые занавески. Там, где занавески приподняты, можно было видеть полулежащих на полу у входа стариков с причудливыми трубками во рту — похоже, для марихуаны. Хозяйки жарили на соевом масле рис с чесноком в больших глубоких Сковородках в форме полушарий. Мужчины были одеты в панунг — кусок материи, обмотанный вокруг бедер, женщины в пасин, тоже кусок материи, но прикрывающий еще и грудь. Возле уходящих в клонг ступеней резвились черные от загара дети. Многие, еще не умея ходить, научились плавать. Непременная принадлежность каждой хижины — маленькая, вроде игрушки, пагодка с «добрым духом», такая же, что стояла на «одной ноге» около дома Бунчая Понсакуна.

Петляя по каналу, над которым, словно это улица, висели на проводах электрические лампочки и фонари для вечернего освещения «проезжей части», мы вскоре добрались до «плавучего рынка». В нос резко ударил приторный аромат восточных сладостей, настоянный на крайне неприятном запахе. Так пахнут плоды дуриана. Тайцы очень любят дуриан: в стране выращивают свыше шестидесяти его разновидностей. Наибольшим спросом пользуются сорта «золотая подушка», «длинный черенок» и «гиббон». Сочные сладкие плоды, покрытые твердыми шипами, порой тянут на три килограмма. Определять степень их зрелости следует по запаху (от него, видно, и пошло название фрукта), запаху настолько неприятному — смесь гнилого лука с тухлыми яйцами, — что в Таиланде запрещено вносить плоды дуриана в некоторые общественные места, в отели, кинотеатры, провозить их в самолетах, на пассажирских судах.

«Плавучий рынок» — зрелище и впрямь сказочное. Сотни тайцев на всевозможных суденышках с моторчиком, а чаще всего с одним длинным веслом на корме, съехались сюда, чтобы, не выходя на берег, купить, продать или обменяться товарами, невероятное разнообразие которых трудно себе даже представить. Бананы, папайя, плоды манго, рамбутана, летчи, мангустина, сакодиллы, свежая и сушеная рыба, креветки, ювелирные и другие изделия из меди и черненого серебра, тика и бамбука. Чем только не забиты «прилавки»! Чего только здесь не предлагали!

— Мистер, купите кольцо. Настоящее белое золото с аквамарином!

— Мистер, возьмите виноград. Лучше, чем у меня, нигде не найдете.

— Мистер, попробуйте «малако».

Услыхав знакомое «малако», я вспомнил забавный случай, который произошел с приехавшей впервые в Бангкок семьей одного советского специалиста. Как-то утром под окном виллы, где он поселился с женой и сыном, раздались выкрики: «Малако, малако!» Мамаша, сунув сыночку бидон и несколько батов, послала мальчика на улицу. Тот вскоре вернулся, но без молока. Зато в руках он тащил продолговатый зеленый плод папайи, которая по-тайски звучит как «малако».

Торговцы и торговки в широкополых соломенных шляпах, предохраняющих от солнечного удара, с деревянными обручами внутри, для того чтобы шляпа не прилегала вплотную к голове, наперебой расхваливали и протягивали свой товар. На «плавучем рынке» нелегко удержаться от соблазна. Вместе с моим товарищем и коллегой по работе мы приобрели по медному брелоку для ключей — крокодилов на цепочке — и, поскольку наступило обеденное время, съели цыплят-табака, приготовленных на наших глазах. Нам приходилось пробовать их и раньше. В Бангкоке их жарят прямо на улице. Остро наперченного, натертого чесноком цыпленка распластывают, зажимают концом расщепленной бамбуковой палки и пять-десять минут вертят над раскаленными углями. Цыпленка мы запили холодным кофе, который один из лодочников разливал в целлофановые пакеты, вставлял в них соломинки и накрепко связывал «под горлышко».

На обратном пути, когда наш катер вынырнул из клонга — густая крона нависших над головой пальм делала его похожим на туннель — и весело помчался по залитой солнцем поверхности Чаупхраи, оставляя за собой белую полоску пены, мой спутник спросил:

— Ну как цыпленок?

— Отличный, — искренне ответил я.

— Хочешь, раскрою секрет?

— Валяй, — пробормотал я, предчувствуя какой-то подвох.

— Это был не цыпленок.

— Не может быть! А что же?

— Лягушка!

Мне стало дурно. С минуту я сидел, словно окаменев.

— Лягушка! Почему же ты раньше молчал?

— Не хотел расстраивать, — был ответ. — Видел, с каким аппетитом ты уминал «цыпленка-табака».

— Так значит, я и прежде ел эту гадость?

— Конечно. Но пожалуйста, успокойся. Лягушки не простые. Их специально выкармливают. Деликатес!

Как я уже сказал, в прогулку по клонгам входил также осмотр храма Арун. Обнесенный белой каменной стеной, он стоит на самом берегу реки словно крепость. В его архитектурный ансамбль помимо центральной основной группы из пяти ступ разной высоты входят несколько крытых галерей — для хранения изображений Будды и священных текстов, и навесов, под которыми верующие могут пережидать дождь, схорониться от солнца.

Несмотря на жару, я полез по узкой лестнице на вершину центральной восьмидесятиметровой башни храма, откуда открывался вид на Бангкок. Вдали были видны ват Пра Кео; ват По, стены которого расписаны сюжетами из мифологии, астрономии, медицины и географии; Золотая гора, где, согласно преданию, находятся останки Будды; резко контрастирующие с культовой архитектурой современные отели «Дусит-тани», «Рама», «Шератон».

Любуешься красотами «города ангелов», вглядываешься и восхитительную панораму таиландской столицы и с горечью думаешь о том, что в один прекрасный день все эти замечательные творения рук человеческих могут быть стерты с лица земли. Они исчезнут, если не прекратится бесконтрольное выкачивание грунтовых вод, если срочно не будут найдены новые источники водоснабжения города. Создание эффективной дренажной системы и строительство плотин — единственное спасение города. В противном случае оправдаются самые мрачные прогнозы специалистов: «восточная Венеция» превратится в современную Атлантиду.

Можно ли на участке размером один гектар дать полное представление о стране, площадь которой уступает Франции всего на каких-нибудь тридцать три тысячи квадратных километров?