Правда, в том, что река поднялась, было свое преимущество: перекаты исчезли. Но все же красоты, на мой взгляд, больше было тогда, когда Южная Кельтма стояла в полном летнем убранстве.
Поселок Ольховка вырос, стал оживленней. Оживленней стала и река выше его. Нет-нет, да и увидишь лодку с мотором — кто на рыбалку едет, кто по другим делам. Выше устья Лопьи встреч стало меньше, но зато на берегу мы увидели две большие палатки, рядом с ними — хорошо оборудованное место для костра, в сторонке — склад горючего. Видно было, что здесь прочно и умело обосновались люди, привычные к походной жизни. Вот только самих людей не было видно.
Мы причалили к двум приткнувшимся у берега лодкам, пошли искать их хозяев. Поначалу никто не показывался, потом из кустов навстречу нам вышел невысокий человек в зеленой робе. Поздоровались, разговорились.
Оказалось, что мы попали на стан партии топографов. Они уже заканчивают здесь работы, скоро уедут. Ведут съемку местности на предполагаемой трассе канала.
Собеседник наш оказался на редкость неразговорчивым. На десять наших вопросов он давал один ответ, да и тот состоял из одной-двух фраз. Когда мы попрощались с ним и поехали дальше, Дима, студент, заявил:
— Он всю жизнь в лесу, поэтому и говорить разучился.
Тут же ввязался в разговор Славка:
— Пожил бы ты вот так-то, небось тоже перестал бы болтать по всякому поводу...
Собственно, Славка заявил это не потому, что хотел защитить таежного молчуна. Просто их с Димой хлебом не корми — дай поспорить. Лишь бы предлог был, хоть какой-нибудь.
Я считал, что в круг моих проводниковских обязанностей входит предупреждение обо всех возможных на нашем пути опасностях. И, видимо, рассказывая о завалах, которые нас неминуемо подстерегали на Джуриче, мягко выражаясь, несколько сгустил краски. Во всяком случае, плавание по этой реке мы начали в напряженном ожидании.
Первый завал не заставил себя ждать, никуда он за три года не делся. Правда, вид у него был уже не столь грозный, как в те времена. Да и прошли мы его вполне благополучно. То же самое повторилось и со вторым завалом, и с третьим. Мне просто даже неловко стало за их былую грозную репутацию.
Ларчик в общем-то открывался просто. Вода в Джуриче, как и в Южной Кельтме, поднялась. Завалы всплыли, стали «пожиже», мелкие сучья и коряги унесло течением. Среди сравнительно немногочисленных крупных бревен лавировать было не так уж трудно. И еще одно обстоятельство облегчало в этот раз плавание по Джуричу. По всему было видно, что этой водной дорогой пользуются довольно часто. Удивило только то, что большие бревна, загораживающие речку почти от берега до берега, не распилены. Нам они очень мешали, а тем, кто плавал здесь взад-вперед, разве не создавали эти бревна дополнительных неудобств? Оказывается, нет...
Не нужно думать, однако, что плавание наше по Джуричу было легким и безоблачным. Завалы то и дело показывали нам свои коварные фокусы. Чаще всего от них страдала так называемая шпонка. Ох, уж эта шпонка! Собственно, она-то сама ни в чем не виновата. Ее делают из мягкого металла, чаще всего из меди, и крепят ею гребной винт к валу. Когда винт ударяется о какое-нибудь препятствие, шпонка, как правило, не выдерживает и ломается. Вал начинает работать вхолостую, винт на нем в это время болтается свободно. И это предохраняет и вал, и винт от возможных поломок.
Легче, конечно, заменить шпонку, чем ставить новый винт или ремонтировать погнутый вал. Но как эти бесконечные замены нам надоели! Только наладимся плыть, минуем два-три завала, и вдруг мотор дико взревет, его надо глушить.
— Шпонка! — хором провозглашаем мы, стараясь не расстраиваться. Но наш юмор напоминает юмор висельников. Не так много времени нужно на замену шпонки, но неизвестно, как будет мотор заводиться после вынужденной остановки. Радовал он нас, во всяком случае, далеко не всегда.
Однако, худо ли, плохо ли, все же мы двигались вперед. И в одном месте увидели на берегу две большие палатки, вкопанные около них столы и скамейки, хорошо оборудованный и приветливо дымившийся очаг. Решили пристать, познакомиться. На берегу первым нас встретил смуглый, плотный парень, с черными живыми глазами и великолепной, черной же, «шкиперской» бородой. Не вдаваясь поначалу в расспросы, он сразу же предложил нам горячего чая. Отказаться от такого приглашения после многих часов, проведенных на реке под частым дождем, было невозможно. С удовольствием разминая затекшие ноги, двинулись к столу; И тут увидали пришпиленную над входом в палатку фанерку, на которой было выведено: «Пионерский отряд имени Фиделя Кастро». Как-то сразу стало ясно, что живут здесь неунывающие люди.
Только уселись за стол и собрались «под чаи» разузнать, к кому мы попали в гости, как чернобородый выдал нам новость, для тех дней просто сногсшибательную:
— Слышали, в космосе летает женщина?
Откуда же нам было слыхать, приемника-то мы не имели!
Такую большую новость обсуждали долго. За это время и познакомились с хозяевами — они один за другим подошли с буровой, которая пряталась в лесу неподалеку от палаток. Все парни, как на подбор, молодые, плечистые, немногословные и бородатые. Этакий особый таежный шик.
Буровая у них на Джуриче — последняя. Начали работать еще зимой, но и тогда добираться до нужных точек было трудно. Тракторы буквально тонули в болотах. Бурение ведут «под проект», собирают необходимые данные для проектировщиков, работающих над проблемой соединения северных рек с Камой. База у буровиков в Канаве, откуда возят они продукты, запасные части, горючее. А в Канаву отвозят керны — с таким трудом добытые столбики пород.
Здесь мы и узнали, почему завалы не распилены. Лодки у буровиков килевые, и мотористы наловчились перескакивать через бревна, как это делал Юрка в первом походе.
Провожаемые добрыми напутствиями и послушав очередное сообщение о полете в космосе, двинулись мы дальше. Мотор завелся, как напоказ, сразу. Но заглох, не проработав и несколько минут. Возились с ним долго и по-настоящему поплыли к истокам канала уже вечером.
В сумерках белой северной ночи не сразу узнал я знакомые березки. Засомневался вначале: правда ли, скоро канал? А когда сориентировался, обрадовался очень.
Последнюю шпонку сменили на подходе к каналу...
Изменилось ли здесь, у истоков заброшенного канала, что-нибудь? Да, конечно. Вон стоят балки — фургончики для жилья, о которых нам говорили на буровой. Воды вроде нынче в канале побольше. Через несколько километров — палатка. Но самые большие изменения произошли в Канаве.
