— Им по радио сообщат, что в этом месте появилась саранча и срочно нужно ее уничтожить! — насмешливо сказал дядька.
— Не по радио, а одна птица скажет другой, та — третьей, и так пойдет во все стороны, как у людей узун-кулак[8].
— Значит, по-твоему, птицы могут разговаривать?
— Конечно могут. Я сам не раз видел, как майна предупреждала своих соседей о появлении ястреба или кошки.
— Ну допустим, что сигнал тревоги они подавать друг другу могут, но что касается сообщений о еде, то это ты, Курбан-Нияз, хватил через край.
— Не веришь? Давай спорить!
— А на что будем спорить?
— Если я буду прав, отдашь мне свой нож. Дядькин охотничий нож давно привлекал внимание проводника.
— А если прав буду я?
— Возьми у меня что хочешь!
Дядька и Курбан-Нияз ударили по рукам. Часа через два мы возвращались в лагерь и издали увидели, что над кулигой вьется птичья стая. Здесь были не только майны. Гораздо больше было розовых скворцов. Одни птицы прилетали и садились в самую гущу саранчи, другие взлетали и с полными клювами летели прочь. Птицы кружили над кулигой саранчи.
В ее разгроме принимали участие и кеклики. Подойдя поближе, мы спугнули несколько выводков. Курочки с квохтаньем побежали к скалам, а за ними, как шарики, катились птенцы-пуховички.
— Ну как, друг? — торжествующе показал на птиц Курбан-Нияз. — Их, наверно, по радио известили?
Дядька молчал, снял с пояса нож и протянул его проводнику. Проводник принял нож обеими руками, вынул его из ножен, попробовал лезвие рукой, одобрительно поцокал языком и… вернул дядьке.
— Возьми обратно. Мой узбекский пчак[9] не хуже. Только в другой раз, если чего не знаешь, не спорь…
Костя приехал ночью.
— Утром придет опылитель, — сказал он.
Едва только солнце взошло над дальней грядой гор, как к лагерю подъехала машина с пузатой цистерной вместо кузова.
— Где саранча? — выскочив из ее кабины, спросила резвая девица неопределенного возраста.
— Может быть, раньше позавтракаем? — предложил дядька.
— Поедим после. Опыление лучше всего проводить, пока не высохла роса.
— Ну тогда сейчас покажем, — сказал Костя. — Володя, заводи свой драндулет!
За прошедший день кулига продвинулась километра на три, а сейчас замерла на месте. Саранчуки едва шевелились, но все же грызли траву. Численность их значительно сократилась. Птичье пиршество нанесло саранче ощутимый урон. Наша машина, а за ней и опылитель объехали кулигу и встали поперек ее движения. Солнышко пригревало, и саранчуки начинали двигаться активнее. Они обтекали машины и двигались в том же направлении, что и вчера.
— Чем будете опылять? — поинтересовался Костя.
— Арсенитом кальция.
— Мышьяковистым кальцием? Так ведь это сильный яд, который убьет всех птиц! Неужели нельзя применить менее ядовитое вещество?
— Ничего не поделаешь. Лес рубят — щепки летят!
— Да вы в своем уме? — не сдержался Костя. — Вы посмотрите, сколько скворцов и других птиц налетело пастись на эту кулигу! Не смейте распылять мышьяк. Птицы справятся с саранчой и без вашего участия!
— Вы сами, наверно, не в своем уме! — язвительно ответила девица. — Это кулига Доциостаурус марокканус — саранчи марокканской, одного из самых опасных видов. Я обязана не допустить продвижения кулиги. Надеяться на птиц я не могу!
— Посмотрите, что делается над кулигой! Видите, какая масса птиц пожирает ваших страшных марокканусов! Эти же птицы подберут всю отравленную саранчу и подохнут. Яд убьет не только их, но и их птенцов, которым они отсюда носят пищу. Пожалейте хоть этих малышей, ведь вы же женщина!
— Сейчас я не женщина, а агроном-энтомолог, — отрезала девица. — Не мешайте мне выполнять свои обязанности!
Тем временем шофер машины-опылителя подготовил свой агрегат к работе и надевал комбинезон и маску.
— Вот человек! — возмущалась агроном-энтомолог. — Сам поднял тревогу, сообщил о появлении саранчи, а теперь сам же возражает против ее уничтожения!
— Признаю свою ошибку, — сказал Костя. — Погорячился. Не думал, что птицы так скоро разыщут кулигу.
— Я вам уже сказала, что на птиц надеяться не могу!
— Дочка, Костя — ученый человек. Если он говорит, что беда будет, зачем не слушаешь? — тронул девицу за рукав Курбан-Нияз. — Вчера здесь было черно от саранчи, сегодня ее уже только половина осталась, завтра птицы остальных соберут. Зачем хочешь плохое дело делать?
— Не троньте меня! — взвизгнула девица. — Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей! Вы ответите за это! В разговор вмешался дядька.
— Милая девочка, вы, кажется, решили нас напугать? Стоит ли тратить энергию?
Агроном-энтомолог решительно ринулась к опылителю и скомандовала:
— Начинайте работу!
Опылитель взвыл, выбросил облако ядовитой пыли.
— Да что же это делается! — закричал Костя. — Володя, ставь машину им поперек пути. Нельзя допустить, чтобы это злодейство совершилось!
Наш маленький грузовик сорвался с места, переваливаясь на неровностях склона, обогнал опылитель и подставил борт под его передок. Опылитель остановился, но продолжал выбрасывать яд.
— Уберите машину с дороги! — истерически визжала агроном-энтомолог. — Я вас отдам под суд!
Костя, Курбан-Нияз, дядька и я встали перед опылителем.
— Не пустим! — решительно заявил Костя. — Все равно не пустим! Выключай свою машину!
— Вы отравитесь! — кричал шофер опылителя, высунувшись из кабины и сдернув маску. — Без маски здесь находиться нельзя!
— Трави меня, скотина! — заревел дядька. — Немцы не убили, так ты отрави!
Шофер опылителя выключил мотор. Ядовитое облако исчезло.
— Вы что, сумасшедшие? Ради чего вы мешаете нам уничтожить опасного вредителя? Прочь с дороги! — кидалась на нас агроном-энтомолог.
Она бесновалась и визжала, но мы стояли как вкопанные и никак не реагировали на ее маневры.
Грозя нам самыми страшными карами, агроном-энтомолог села в кабину опылителя и уехала.
В этот день мы на охоту не пошли. Боялись, что, как только мы уйдем, вернется ретивая потребительница саранчи. Она появилась вечером. Вместе с ней на газике приехал главный агроном района. Он пригласил к себе в машину Костю и попросил всех не мешать их беседе. Они объехали участок поражения и долго наблюдали за птичьим пиршеством. Потом главный агроном подъехал к опылителю и что-то долго говорил агроному-энтомологу. Что он говорил, мы не слышали, но лицо у энтомолога пылало как мак. Главный агроном дружески простился с нами и уехал. За ним последовала и агроном-энтомолог на опылителе.
