Объезжая на велосипедах основания ступы и направляясь к монастырю мимо десятков огромных медных молитвенных барабанов, установленных в стене, мы увидели, как мини-автобус управления по туризму доставил к дому чини-ламы с десяток переполненных впечатлениями туристов. Пасанг спросил меня, не хочу ли я встретиться с чини-ламой, но я, поблагодарив, отказалась.
Монастырь построен лет тридцать назад, и сейчас в нем живет около сорока монахов и лам разного возраста — от обаятельного шестидесятипятилетнего римпоче[31] до нескольких восьми- и девятилетних будущих лам, весело носящихся по двору в длинных потрепанных бурых одеяниях. Я была несколько взволнована возможностью увидеть настоящий тибетский храм, великолепный и внушающий благоговейный страх, но грязный и запущенный. В темноте затаились огромные изображения божеств, окутанные белыми шарфами[32] и возвышающиеся над сотнями торма[33] и мерцающими масляными лампадами, установленными перед ними. Места для молитв располагались но обе стороны прохода к алтарю. Кое-где стояли так не вязавшиеся с окружающей обстановкой жестяные коробки. В них хранилась поджаренная мука, из которой делается цзамба[34], поддерживающая силы монахов во время монотонного чтения буддийского канона[35]. А так как прочитать вслух надо сто восемь толстых томов, то муки требуется много.
У каждого члена общины имеется своя келья. Из храма нас провели в келью римпоче — крохотную каморку размером 10 на 4 фута, с нарами (где лежало тонкое одеяло) и небольшим алтарем (где перед изображением Будды горело одиннадцать масляных лампад). Мы выпили по пять чашек густого чая с маслом[36]. Во время чаепития рядом с нами стоял молодой улыбающийся лама с чайником наготове. И хотя монастырь был бедным, к чаю достали из стоявшего под кроватью жестяного сундука подмокшее, но весьма дорогое индийское печенье, которое мы съели без особой охоты.
11 мая.Среди друзей, которых я приобрела за последние десять дней, есть прелестный девятилетний мальчик. Он учится в колледже Св. Ксавьера, которым руководят американские иезуиты, и довольно свободно говорит по-английски, как и многие местные юноши из семей среднего достатка. Впервые я встретила Рамбахадура возле почтамта. Каждый день он приходит туда в поисках клиентов-иностранцев, которые хотят обменять деньги или дорожные чеки по курсу черного рынка. Фланирующей походкой он подошел ко мне и, естественно, шепотом спросил:
— Хотите обменять деньги?
— Да, но не сегодня, — ответила я.
Он по-детски трогательно, что никак не вязалось с его занятием, взял меня за руку, и мы отправились выпить чаю и договориться об условиях взаимовыгодной сделки. Больно, что детям приходится заниматься таким ремеслом. Было ясно, что он не попрошайка, а просто работает в надежде получить честные, хотя и не совсем законные, комиссионные. Мы подружились и договорились встретиться на следующее утро, чтобы обменять пятидесятифунтовый чек. Однако, придя на главную улицу Катманду — Нью-Роуд, я увидела там кроме Рамбахадура его конкурентов — двух мужчин и двух юношей. Рамбахадур выглядел маленьким, заброшенным и испуганным, но притом полным решимости отстаивать свои права как истинный маленький гуркх. В душе у меня не было намерения изменить ему, но я решила использовать случай, чтобы получить лучшую цену, и устроила своеобразный аукцион. Рамбахадур, наконец, в отчаянии предложил мне 32 непальские рупии за фунт. Один из мужчин (очень неприятный на вид) согласился дать ту же цену, а когда я покачала головой и протянула руку к Рамбахадуру, мальчик тут же полетел в канаву от жестокого удара своего соперника. Я вышла из себя и закатила хулигану пощечину. Все четверо мгновенно исчезли, предоставив мне вытаскивать из канавы плачущего Рамбахадура. Прежде чем приступить к сделке, пришлось мальчика обтереть, утешить и обласкать. Только что Рамбахадур был обыкновенным валютчиком, готовым на темную сделку, и вот теперь он рыдал у меня на плече.
Мы свернули с Нью-Роуд со строящимися на ней магазинами в западном стиле и тут же оказались в лабиринте узких улочек, каких большинство в непальской столице. Когда мы вышли на небольшую площадь, Рамбахадур, настороженно оглядевшись вокруг, хотя никого поблизости не было, шмыгнул в низкий дверной проем и знаками предложил мне следовать за ним. Мы пересекли двор, уставленный каменными изображениями божеств и фаллическими символами, и оказались в абсолютно темной передней. По крутой шатающейся деревянной лестнице мальчик быстро провел меня в убогую комнату. Здесь Рамбахадур приказал мне ждать, а сам исчез, предварительно заперев меня. Очевидно, он опасался слишком любопытных соседей.
Ждать пришлось минут двадцать. Маленькое окно выходило во двор, где морщинистая, увешанная украшениями женщина чистила черной глиной медные горшки и тарелки, споласкивая их водой подозрительного цвета. Рядом с ней в отбросах копался щенок. Зрелище было не из радостных, я отвернулась и стала рассматривать комнату.
В одном углу стоял большой жестяной сундук, закрытый на замок. Я предположила, и, как оказалось, правильно, что это своего рода сейф. На нем валялось несколько книг на непали в мягкой обложке, что указывало на наличие хотя бы какого-то образования у менялы. Стены украшали несколько аляповатых олеографий на темы индуистской мифологии, прикрепленных между большой фотографией короля Махендры с королевой Елизаветой II и календарем американской авиакомпании «Трансуорлд эйрлайнс» 1952 года.
Наконец вернулся Рамбахадур в сопровождении партнера по сделке — худенького невысокого чхетри, производящего впечатление хваткого, но честного человека. Внимательно изучив мой чек, паспорт и всевозможные подписи в нем, он попросил меня записать местный и постоянный адрес в «регистрационной книге» — пыльной школьной тетрадке. Затем он снял с шеи ключ от сундука, торжественно прошел в угол комнаты и после многократного пересчитывания наконец вручил мне деньги совершенно новыми банкнотами. Не знаю, зачем ему понадобились мои документы. Если бы чек был поддельным или, наоборот, если бы он выдал мне фальшивые банкноты, мы не могли бы привлечь друг друга к ответственности. Этот момент операции требовал высокой степени взаимного доверия — и, кстати, полученные у него деньги ни у кого не вызывали подозрений.
Сегодня во второй половине дня я потратила четыре с половиной часа на закупку медикаментов для беженцев в Покхаре.
Мне будет грустно покидать гостеприимный дом Зигрид, пополнившийся за последнее время двумя высокомерными наседками, купленными Донбахадуром, чтобы обеспечить хозяйку действительно свежими яйцами. В сумерках куры с важным видом заходят в комнату под неодобрительным взглядом благоразумно молчащего Пучхре и требуют, чтобы их устроили на ночь на кухне в традиционной непальской плетеной клетке для птиц. А честолюбивый Донбахадур что-то бормочет о том, что желательно бы приобрести свою буйволицу и получать от нее свежее молоко. Подозреваю, что его пыл животновода на этом будет пресечен, чтобы предотвратить захват скотом туалета.
