— Ты ведь немного говоришь по-английски?
— Так, чуть-чуть.
— Ну вот, поэтому решили, что ты полетишь с грузовым рейсом и дальше будешь сопровождать носильщиков через весь Непал. Старшим в вашей группе будет Ильинский. Вылетаете на неделю раньше. У тебя возражений нет?
Смотрю на него, про себя подумал: а что возражать? Время возражений прошло. Два года шла подготовка, два года высказывались соображения по тем или иным вопросам, да и неудивительно, — это сборная страны, и почти каждый участник у себя на месте либо руководитель, либо ведущий спортсмен, и у каждого по любому вопросу есть свое мнение. Но сейчас пришла пора быть солдатом и верить вам, руководителям, и подчиняться. И я уже дал себе слово «не возникать», даже если мне кажется, что что-то не так. Надо верить, что и твой товарищ сделает свое дело не хуже тебя, а может быть, лучше. А ведь случилось летом: Сергей Бершов огибает на остром снежном гребешке тюк со снаряжением, проскальзывает нога, и он хватается рукой за перила, страховка висит отдельно, но не пристегнутая к ним. Внутренне сжимаюсь, резко вырывается:
— Ты опять без страховки? Пристегнись!
И в ответ зло получаю:
— Что ты меня учишь? Сам знаю, как ходить.
Ситуация понятна, идет 8-й день восхождения на пик Коммунизма. Вернее, уже спуск. 8 дней непогоды, холода, ветра. Затем внеплановая работа по снятию высотных лагерей. Все устали, измотаны, нервы у некоторых не выдерживают. Потом внизу, в лагере, парой фраз мы с Сергеем все ставим на свои места, и после, когда было во много раз тяжелее, никогда не возникало ничего подобного.
— Нет, возражений нет, — отвечаю Овчинникову.
— Вот и отлично.
Наш караван носильщиков еще шел, когда все группы пришли в базовый лагерь и включились в работу. Только 26 марта мы с Ервандом Ильинским подходили к базовому лагерю. Перед этим в Лобуче на последней нашей ночевке мы встретили спускавшегося вниз одного из наших офицеров связи и узнали, что ледопад пройден и что группа Мысловского двигается через Западный цирк организовывать первый высотный лагерь.
Живем в двух состояниях: работа и отдых. Пока не твоя очередь, лежи в теплом пуховом спальнике своего просторного «Кемпинга», слушай музыку и читай под мятущийся свет «канделябра». Придет и твое время работы, когда другие будут спокойно пить чай и забивать «козла». Два мира, два измерения. Верх, где нет нормального дыхания, где нет часов, а только метры, которые ты должен одолеть, и килограммы, которые должен доставить, а сон — только необходимость расслабиться и хоть немного отдохнуть, чтобы завтра снова заставлять двигаться отупевшие мышцы. И низ — это покой и уют «Кемпинга», а время — промежуток между завтраком и обедом, и еще минуты связи, когда соединяется несоизмеримое — верх и низ. Вот спокойный голос Казбека. Они на 6500.
— Все нормально, устраиваемся на ночевку.
А вот включается лагерь II. Это уже 7300. Голос сбивающийся, как после стометровки, Володи Балыбердина:
— Сейчас сделали одну площадку… Из снега… должна примерзнуть… Мысловский… ушел с Колей… вниз… Мы будем… здесь… ночевать…
Видно, что лагерь наш уже освещен солнцем, а значит, ребята встали. Нам надо тоже поторапливаться, а то скоро и к нам придет солнце, и начнется пекло, и будет опасно проскакивать под ненадежными ледовыми столбами. Ребята перепаковываются. Ухожу вперед. Дорога знакомая. 3 дня назад мы с Леней Трощиненко занимались здесь ремонтными работами, восстанавливали дорогу через ледопад. Тогда все случилось, как я и предполагал. Я не смог выйти на акклиматизацию с Ильинским. 2 дня пролежал в палатке, глотая антибиотики. Потом с остатком каравана пришел Леня Трощиненко, и мы с ним собрались наверх. Перед выходом нам сказали, что самое опасное и сложное место — это перед выходом из ледопада. Там висят 3-пролетные металлические лестницы.
Как-то Овчинников заметил, что таких лестниц Кхумбу еще не видел. Действительно, легкие и жесткие дюралевые коробчатые конструкции проварены по всем швам, имеют стыковочные узлы и могут наращиваться по 2–3 секции из 2-метровых лестниц. Подойдя к этому «Проходу удачи», как я для себя его окрестил, я решил сделать несколько снимков. Вижу: Трощиненко медленно движется впереди, но, подойдя к лестнице, вдруг быстро пошел вверх. Когда я подошел к этому месту, шлось тяжело — все-таки первый выход. Я удивился, как это Леня так быстро проскочил, но вскоре все понял. Над узким коридором, подводящим к лестнице, повисли зеленые глыбы льда, готовые обрушиться. Чувствую, что ноги у меня стали работать быстрее, несмотря на хрипы в груди. Наверху долго не мог отдышаться.
И вот, подходя к этому месту, я заметил, что рельеф «Прохода удачи» как-то изменился за 3 дня. Трещина перед лестницей разошлась метра на 2, и стало видно, что край, на котором стою, — это крыша на ледовых подпорках. По закрепленной перильной веревке маятником пролетел до противоположной стены. Когда на жумарах вышел наверх, к лестнице, понял, что жить этой ажурной конструкции осталось дни, а может, и часы, а над ней серак, отделенный от общей ледовой массы, отливающий в трещинах прохода перламутром и зеленью. Снизу подошли молодые шерпы Пемба и Фурба. Смотрю — молятся. Почему-то стали раздеваться, верхние куртки бросили на лед. Все-таки плохая слава у Кхумбу, Шерпы его боятся, и, видимо, не случайно. У многих экспедиций были ЧП на ледопаде. Пока принес сверху лестницу, пока бросил через трещину, подошли Миша и Валя. Солнце уже вышло из-за склона горы. Одного взгляда им было достаточно, чтобы оценить ситуацию.
— Мужики, надо мотать отсюда, — говорит Мишка. Когда выскочили наверх, поняли, что этой дорогой уже не ходить. Пемба с Фурбой тоже успели проскочить. Оба трясутся. Решили, что мы с Мишкой останемся и попытаемся проложить дорогу в другом месте. Тут увидели, что группа Мысловского спускается к нам.
Пока Эдик с Туркевичем искали новый проход, мы с Шопиным ушли снимать старый путь. Володя спускался вниз, выкручивая крючья, высвобождая лестницы. Я страховал, стоя у разломанного серака, и вдруг услышал, как лед ритмично «задышал». В самый раз было молиться. Потом понял, что это резонируют шаги Балыбердина, спускающегося на кошках к нам. Через 2 часа новый путь был проложен, и группа Мысловского ушла вниз, а мы с Мишкой — наверх. «Занимаетесь не своим делом» — будет потом оценка действий нашей группы. Кто прав, кто не прав? Это сейчас понятно и просто. Оглядываясь назад, видишь, как было все на самом деле и что стояло за тем или иным решением, за тем или иным распоряжением. Связь между двумя мирами, верхом и низом, шла только через радио. Скупая информация без всяких эмоций: «Поставили лагерь… Обработали пять веревок… Сделали ходку с грузом…»