Ознакомительная версия.
— Как же мы туда полезем, если рудник караулят?
— Ловкий человек обойдёт караул. Вот мы с тобой не испугались волков, которые караулили золото в Чий-Чу, а добыли его. Поедем, Фома, попытаемся.
— Сколько же времени нам понадобится?
— В месяц, пожалуй, не обернёмся. Клади шесть недель. Станет тепло, съездим, новые места увидим. Ты в Алтайских горах не бывал, а я их мало-мало знаю.
— Если так далеко — нужно взять палатку, запас всякий, значит, целый вьюк и верблюда.
— Нет, верблюда не нужно, время будет тёплое, спину ему испортим. И в случае погони с завьюченным верблюдом далеко не уйдёшь. Возьмём пару вьючных коней и поедем налегке.
Уговорил-таки Лобсын меня. Вспомнил я, как скучно в Чугучаке летом — духота, пыль, работы почти нет, торговля плохая, а у кочевников на летовках ни денег, ни сырья ещё нет на обмен. Порешили — в половине мая поедем.
— Заготовь чаю, сахару, сухарей себе на два месяца, — наказал Лобсын. — Я привезу баурсаки, масло, пенки сушёные (чура), мясо вяленое. И вот ещё — сшей два чёрных халата себе и мне.
— На меху или на вате? — рассмеялся я. — На что они, время будет тёплое!
— Нет, халаты самые лёгкие из миткаля, что ли, но с колпаком для головы. И разрисуй их красками, как полагается для представлений на празднике Цам.
Я вспомнил, что во время этого праздника ламы маскируются, изображают фантастических животных, свирепых божеств и дают большие представления для развлечения богомольцев, стекающихся на праздник и жертвующих монастырям продукты и деньги.
Лобсын рассказал, как нужно разрисовать халаты, но на мой вопрос, для чего они понадобятся нам, ответил с усмешкой:
— Там узнаешь! Может, и не понадобятся. А на всякий случай нужно иметь их.
В половине мая у меня было всё готово. Я нашёл надёжного старика, который должен был поселиться в моём домике и караулить двор и склад. Товар в складе и дом были застрахованы, а оставшееся золото зарыто в укромном месте на дворе, так что в случае пожара в моё отсутствие я не рисковал потерять свои богатства. В назначенный день приехал Лобсын и привёл двух верховых и двух вьючных коней и собачку-караульщика.
Мы выехали ранним утром по большой дороге на восток вверх по долине реки Эмель. Как и в первую поездку, слева от нас тянулся крутой южный склон Тарбагатая, а справа подальше цепь Барлыка. Но мы ехали в этот раз ближе к подножию Тарбагатая по дороге на перевал через этот хребет. Степь уже зеленела молодой скудной травкой и полынью, среди которых алели, словно пятна крови, чашечки мелкого степного мака. Хохлатые жаворонки то и дело взлетали впереди нас и заливались в синеве неба под лучами солнца, поднявшегося из-за тёмных мрачных отрогов Уркашара, разрезанных крутыми ущельями.
В одном из логов, которые тянулись с Тарбагатая и которые пересекала дорога, я увидел небольшое глинобитное здание и возле него лужу воды, окружённую грязью, истоптанной копытами многих животных. Людей и домашних животных не было видно.
— Что это за дом? — спросил я.
— Это аршан, целебный источник, — сказал Лобсын. — Сюда из Чугучака в жаркие дни приезжают лечиться больные.
— Что, в этой грязной луже купаются или воду из неё пьют! — воскликнул я с ужасом.
— Нет, там в домике яма есть вроде колодца. Зайдём, поглядим.
Мы подъехали к зданию; оно не имело окон, а только узкую дверь, загороженную толстой жердью. Я заглянул внутрь и увидел возле боковой стены квадратную яму с грубым срубом из толстых досок, доверху наполненную водой. Ничего больше на земляном полу не было, здание не имело и крыши.
Этот примитивный курорт заинтересовал меня, я спешился и вошёл в здание. Вода в яме, глубиной около аршина, была почти чистая, на вкус чуть-чуть кисловатая, довольно холодная. Минеральная вода, очевидно, выбивалась со дна этого колодца и, проникая под стену здания, образовала возле него лужу, из которой пили животные.
— Вот из этого колодца больные воду пьют, — пояснил Лобсын, — а иные только окунаются в нём, потому что вода очень холодная, купаться нельзя.
— А от каких болезней лечатся?
— Которые желудком страдают, рвотой, печень если болит — тоже помогает, говорят. Поставят по соседству палатку на степи и живут недели две-три. А иной приедет с бочкой, наберёт воды и увезёт к себе в город и там пьёт, стаканов десять в день. Помогает вода также у кого глаза болят, слезятся; водой этой глаза каждый час моют и тоже пьют.
Позже консул объяснил мне, что при надлежащем благоустройстве вода этого источника — углекислого — сделалась бы более крепкой.
В китайский город Дурбульджин мы приехали уже вечером и завернули на постоялый двор, сберегая свои запасы.
— Далеко ли поехали, хозяева? — спросил китаец, подавший нам блюдо с горячими пельменями и чайник.
— В Зайсан по торговым делам, — сказал Лобсын.
— За перевалом на русской границе ваши вещи будут осматривать в таможенном карауле. Теперь за китайский шёлковый товар большую пошлину берут.
— Ну, у нас, кроме припаса, ничего нет. Мы в Зайсан за товаром едем, — сказал я.
Китайца, очевидно, смутили наши объёмистые, хотя не тяжёлые вьюки. До Зайсана только три дня езды с двумя ночёвками, так что много припасов не нужно возить с собой.
За Дурбульджином мы вскоре свернули с дороги в Зайсан и поехали дальше вверх по долине реки Сарыэмель, которая составляет правую вершину реки Эмель и течёт между Тарбагатаем и Уркашаром. Дорога пересекала отроги Тарбагатая, а справа за речкой Сарыэмель тянулся длинный и узкий гребень со странным названием Джилантель, т. е. «змеиное жало». Его, действительно, можно было сравнить с жалом змеи, вытянутым вдоль огромной пасти, челюсти которой составляли с одной стороны Тарбагатай, с другой — Уркашар, поднимавшиеся выше. Этот гребень Джилантель поднимался на восток зелёными уступами, на которых паслись кое-где бараны и коровы, обнаруживая присутствие зимовок, разбросанных по долинам как реки Сарыэмель, так и реки Караэмель, которая течёт между Джилантелем и Уркашаром, составляя левую вершину реки Эмель.
Часа два мы ехали в виду этого «змеиного жала», которое затем, круто поднимаясь вверх, превратилось в высокий хребет Коджур, примыкающий с севера к Уркашару. К долине Сарыэмель Коджур спускался крутым склоном, прорезанным узкими логами с круглыми купами казацкого можжевельника, похожими на большие зелёные клумбы; по дну логов белели ещё остатки зимнего снега. Этот выпуклый склон совершенно скрывал от нас скалистые вершины Коджура, которые, по словам Лобсына, были ещё покрыты снегом. Тарбагатай по-прежнему тянулся слева от нашей дороги, но был уже невысок. Долина Сарыэмель сузилась, речка превратилась в ручеёк, извивавшийся по болотистым лужайкам, пестревшим жёлтыми цветами.
Ознакомительная версия.
