— Я чувствую себя в нем как дома, — просто ответила Джил с пассажирского сиденья.
Стоп. Секундочку. Я что, рассуждал вслух или она опять прочла мои мысли?
— А домики на юге Франции… Туда хорошо ездить в отпуск. В них здорово провести неделю-другую. В этом же доме мы смогли бы прожить всю жизнь.
Меня начало трясти. Я не верил своим ушам.
— Мы можем его себе позволить?
— Ну… честно говоря, не особенно.
На этом разговор закончился.
Мы приближались к Риму и кольцевой автостраде Гранд-Раккордо-Аннуларе. Я свернул на съезд к шоссе на юг, к Неаполю. В голове крутилась только одна мысль: мы все дальше и дальше уезжаем от Рустико.
В тот же вечер я позвонил Джоджо и сказал, что мы заинтересованы в приобретении дома. Я объяснил, что мне надо посоветоваться с братом, и посетовал на невыгодный курс евро к доллару, выразив надежду, что через месяц-другой дела будут обстоять лучше. Я попросил узнать, какую арендную плату брали с жильцов Бруно и Мейес. Так мне будет легче построить разговор с братом — я попытаюсь представить ему затею с покупкой дома как выгодную инвестицию. Воображение тут же нарисовало мне Эда, поднимающего очи горе.
Когда я поздним вечером, ложась спать, закрыл глаза, передо мной снова предстал Рустико — уютные маленькие комнаты, беседка, оливковые деревья и старинная печь.
Сорренто оказался удручающе скучен. Кафе-кондитерские и магазины с футболками. Душой я был в Умбрии. Я не мог сосредоточиться ни на чем другом. Отвлекся я только в тот день, когда мы отправились на пароме в Неаполь и два часа бродили по лабиринту улочек в поисках лучшей в мире пиццы. Мы ее отыскали. Она действительно оказалась лучшей в мире.
Если хотите попробовать, загляните в пиццерию «Trianon» на виа Коллетта. Пицца была хрустящей и при этом сочной. Томатный соус готовили там же, где его, собственно, и придумали, используя помидоры «сан-марцано». В колбасе (я обожаю пиццу с колбасой), в отличие от нашей, американской, чувствовался вкус настоящей свинины, а сыр моцарелла, казалось, изготовили из молока коровы, которая буквально паслась за окном (он был очень свежим). В дровяной печи, разогревавшейся до температуры тысяча двести градусов, все эти оттенки вкуса сплавлялись воедино, в результате чего получался горячий, пышный, с аппетитной корочкой кулинарный шедевр. Правда, люди, сидевшие с нами за столом, сказали, что есть еще одно местечко, под названием «У Микеле», где пиццу готовят еще вкуснее. Я попытался уломать Джил и Каролину через некоторое время еще раз перекусить, но они не вняли моим мольбам и потащили меня, кричащего и упирающегося, обратно на паром.
На следующий день позвонила Джоджо, обрушив на нас шквал самых разных новостей. Бруно и Мейес предложили нам на обратной дороге заехать к ним и пожить там немного, чтобы «прочувствовать» домик. Следующие жильцы должны были заселиться только через неделю, и Бруно с Мейес были рады пригласить нас в гости. Похоже, они хотели продать дом именно нам. Бруно также предложил сделать скидку, согласившись принять плату по более приемлемому курсу доллара к евро. Потом Каролина спросила, нельзя ли ей вступить в долю и внести часть платы. Она тоже была очарована Рустико. Ее приемный отец жил в Цюрихе, и ей нравилась мысль о том, что у нее появится свое гнездышко по другую сторону Атлантики. Казалось, буквально все шло к тому, чтобы мы приобрели этот дом.
Тем временем мы выехали из Кампании и устремились на встречу с Апулией. Биргитта забронировала для нас номера в гостинице в маленьком городке Маритима — он находится практически на самом кончике «каблука» итальянского «сапога». Прежде там располагался женский монастырь, который стараниями лорда и леди Макалпайн переоборудовали в отель. Именно лорд с супругой и должны были встретить нас и помочь обустроиться, отчего мне становилось немного не по себе. При мысли о них у меня из глубин подсознания выныривало слово «чопорный», что не очень увязывалось с общим духом и атмосферой нашего путешествия по Италии. Биргитта пыталась меня успокоить, уверяя, что супруги очень милые люди. Это всё, конечно, было прекрасно, но беда в том, что Биргитта сама иногда держится немного чопорно.
А потом мы потерялись. Чем дальше к югу мы продвигались, тем менее вразумительными становились указатели. Через некоторое время мы обнаружили, что съехали с шоссе и едем по проселочной дороге, которая тянется через бесконечную череду крошечных деревенек с белеными домами. В каждом городишке на главной площади стоял столб со стрелками-указателями, направленными во все стороны света. На стрелках были написаны названия населенных пунктов и расстояния до них. Ни один из этих населенных пунктов не значился на наших картах. Ни один. На самой нижней стрелке всегда стояла надпись «Tutte le direzione», что означало: «Все направления». Всякий раз мы ехали туда, куда указывала эта стрелка, и всякий раз заезжали в тупик. Может быть, во всей остальной Италии все дороги действительно ведут в Рим, но вот конкретно в Апулии они вели в никуда.
Давно перевалило за полдень, нам было жарко и хотелось пить. Создавалось впечатление, что мы ни на йоту не приблизились к Маритиме. Каролина огрызалась еще с завтрака. Так вечно происходит, когда у нее в крови падает уровень сахара. Джил тоже начала ворчать. И, естественно, свое плохое настроение они вымещали на мне. Мы стали спорить о том, имеет ли смысл остановиться и перекусить, но в итоге решили сжать зубы и добраться до цели.
Каким-то чудом отыскав наконец Маритиму, мы принялись сверяться с инструкциями, которыми снабдила нас Биргитта. По ее словам, бывший монастырь находился у шоссе за городом, по дороге на Кастро-Марину. И тут снова случилось чудо — обнаружился указатель со стрелкой, названием, короче, на нем было все как полагается. Мы остановились у старой церкви, что была, по всей видимости, частью монастырского комплекса, и я припарковал машину на противоположной стороне улицы.
— О господи, там мертвецы!
Рядом с парковкой и впрямь располагалось старое кладбище. Впрочем, Каролине было совершенно наплевать на его возраст.
— Я рядом с мертвецами спать не буду. Звони Биргитте. Мы найдем другой отель.
Джил попыталась объяснить Каролине, что усопшие ей ничем не угрожают и что они уже давным-давно покоятся в земле, но я-то знал: сейчас в Каролине говорит недостаток сахара в крови. Я оставил их препираться, а сам направился на поиски монастыря, который, как я полагал, находился за церковью. Когда я подошел к дверям, они словно по волшебству открылись, передо мной предстала прекрасная молодая женщина в белом просвечивающем платье, увешанная старинными серебряными цепочками, и обратилась ко мне с безупречным британским выговором:
