Сдерживая шаг, посетители благоговейно взирают на восхитительные храмы и дворцы, в которых строгие линии греческой архитектуры переплетаются с жизнерадостными восточными орнаментами. И здесь же мрачные эргастерии — мастерские, в которых рабы влачат свое нищенское существование. Впрочем, наши путешественники далеки от мысли видеть в этом нечто странное. Для них рабы — привычная примета века, инструмент для работы, с которым можно делать все, что душе угодно.
Но кульминационным пунктом путешествия по городу было посещение Мусейона[93], который также был основан в Александрии и вот уже на протяжении стольких лет являлся центром духовной жизни города. Прежде всего восхищение посетителей вызывала знаменитая Александрийская библиотека. Бесконечными рядами, строго расклассифицированные по разделам, стояли труды поэтов и писателей, драматические, лирические и исторические произведения. В этом уникальном хранилище было собрано 500–700 тысяч исписанных пергаментных либо папирусных свитков.
Бумаги, давно известной в Китае, здесь еще не изобрели. Книга тоже еще неизвестна здесь. Поэтому в Мусейоне целое войско переписчиков кропотливо размножает свитки нередко метровой длины — дорогое, утомительное занятие. В этом одна из причин того, что в древнем мире знания были достоянием лишь небольшого, узкого круга зажиточных и влиятельных людей.
В уникальной академии наук работали лучшие ученые своего века. Эвклид учил здесь своей геометрии; Гиппарх рисовал звездные карты; чтобы пополнить свои знания, сюда приезжал Архимед из Сиракуз; великий анатом Герофил уже занимался вивисекцией.
Одной из самых ярких звезд в этой плеяде ученых был Эратосфен (276–193 гг. до н. э.)[94]. Он принадлежал к тем из них, кто предпочитал научные опыты мифам и спекулятивным философским измышлениям и при этом достигал удивительных результатов. Например, Эратосфен провел 21 июня, в самый длинный день в году, градусное измерение между Асуаном и Александрией. Он нашел, что расстояние между обоими городами составляет 1/50 часть всей окружности Земли. Ученый сделал вывод, что окружность Земли составляет 252 тысячи стадиев (37 498 километров)[95]. Поразительно точный результат, если принять во внимание, что современная наука, оперирующая точнейшими инструментами, определяет окружность Земли через полюсы в 40 007,15 километра! Ошибка Эратосфена составляет всего 2511 километров, это поистине ничтожное отклонение, если учесть несовершенство инструментов, которые были в его распоряжении.
В 48 году до н. э. Цезарь завоевал Александрию, причем часть города сгорела. Пожар охватил и библиотеку. При этом безвозвратно были утеряны многие уникальные манускрипты, от других остались лишь обрывки…
Ко времени, когда Мусейон осматривают наши путешественники, прибывшие на корабле, здесь работает великий ученый Птолемей. Вряд ли когда-нибудь он покидал тесные границы своей родины, однако мыслящий дух исследователя в лице этого грека одержал один из своих величайших триумфов. Он сумел сопоставить сведения всех своих предшественников и создал общую картину мира. Правда, она представляла Землю, которую он уже считал шаром[96], в виде неподвижного тела, расположенного в центре космоса, но движению планет вокруг этого центра давалось научное объяснение, которое совпадало с фактическими наблюдениями.
По ночам Птолемей нередко выходит со своими учениками в окрестности Александрии, чтобы здесь, вдали от блеска маячных огней, наблюдать за звездным небом. Он проверил составленный Гиппархом тремястами годами раньше звездный каталог и нашел при этом, что звезды не стоят на небе неподвижно, как полагали впоследствии ученые средневековья.
И Птолемей был прав. Его рисунки показывают нам, что Арктур, например, за две тысячи лет, которые прошли с тех пор, изменил свое положение на 11/4 градуса.
Современная астрономия подтверждает, что все звезды движутся. Расстояние между Полярной звездой и нашей солнечной системой с каждым ударом сердца сокращается на 16 километров, в то время как Альдебаран убегает от Солнца на 55 километров в секунду. И все это предвидел еще великий александрийский мудрец.
Труд Птолемея «Альмагест»[97] чудом избежал аутодафе, в котором фанатичные христиане в 391 году сожгли все александрийские книги древних ученых. Именно ошибка Птолемея, который поставил Землю в центр космического мироздания[98], была возведена христианской церковью в догму и на многие сотни лет воспрепятствовала прогрессу в астрономии.
Если Геродот был первым путешественником, описавшим свои путевые впечатления, а Пифей — первым ученым, который поставил на службу науке поиск неведомых земель, то Птолемей стал первым кабинетным ученым, который вместо посещения чужих земель и морей предпочел пользоваться имевшейся литературной информацией. В тихом кабинете он построил свой образ Земли и оказался при этом неплохим строителем.
Он одним из первых нанес на карту градусную сетку — прежде это пытался сделать Эратосфен, — причем меридианы были проведены на расстоянии пяти градусов друг от друга, а широты проходили параллельно экватору через знакомые древним географические пункты. Очертания средиземноморских стран поражают удивительной точностью, правильно передано местоположение Ирландии и Британии, однако Северное и Балтийское моря еще сливаются в одно открытое море. Так как сообщения Пифея в то время не были известны, Туле согласно Эратосфену и Страбону располагалось на месте Оркнейских островов[99].
Видимо, Птолемей не мог воспользоваться и трудами Геродота в их полном объеме, а может быть, посчитал путешествие финикийцев вокруг Африки, которое произошло фантастически давно, за шарлатанские измышления. В противном случае непонятно, почему он соединил восточный берег Африки «землей неизведанной» с внутренними областями Индии, в результате чего Индийский океан вновь оказался внутренним морем[100].
Несмотря на все это, его карта земли была самым полным и детальным изображением мира, которое досталось нам от древних. Возможно, что Мусейон как научный центр древнего мира, посещаемый учениками из многих стран, имел своих «членов-корреспондентов». Во всяком случае, Птолемей использовал не только результаты своих предшественников, прежде всего Марина Тирского[101], но и опирался на сообщения из различных мест, и эти наблюдения и факты позволили ему создать столь всеобъемлющую географическую картину.
