— Обыщи его, Боргард… да заткни ему глотку пулей, если он будет еще болтать. Джексон[66] Каменная Стена, помоги Боргарду.
После этого трое из них, возглавляемые маленьким шустрым своим атаманом, обратились к Майку и стали обыскивать его. Я находился в каком-то странном возбуждении, и меня все время подмывало задать моим двум молодцам несколько игривых вопросов относительно их собратьев, генералов мятежной армии. Помня, однако, приказ, полученный ими, я благоразумно молчал. Когда карманы мои выпотрошили дочиста, забрав часы, деньги и даже всякие пустяки, не имеющие ценности, я решил, что теперь волен делать, что хочу, и, засунув озябшие руки в пустые карманы, стал самым безобидным образом отбивать чечетку. Я надеялся таким образом согреться и поднять свое настроение. Не тут-то было — несколько пистолетных дул тотчас направились на меня, и раздался грозный окрик:
— Смирно! Руки вверх! Так и стойте!
Рядом со мной поставили Майка, строго-настрого приказав и ему поднять руки. И тогда заговорил атаман:
— Боргард, спрячься вон за тот валун. Фил Шеридан[67], ты спрячься за второй. Джексон, пойди вон за тот куст полыни. Держите этих ребят под прицелом, и если они опустят руки или шелохнутся в ближайшие десять минут, всыпьте им горяченьких!
Названные атаманом разбойники растворились во мраке, разойдясь по засадам, остальные же трое исчезли в направлении Вирджинии.
Кругом царила гнетущая тишина и отвратительный холод. Надо вам сказать, что вся эта история была лишь милой шуткой. Разбойников изображали мои переодетые приятели, между тем как в десяти шагах от нас залегло еще человек двадцать, наблюдая за этой сценой. Майк был посвящен в заговор, я же ничего о нем не знал. Для меня все это имело самый неприятный привкус реальности.
После того как мы, постепенно коченея, минут пять простояли, как идиоты, среди дороги с воздетыми к небу руками, Майк начал терять вкус ко всей затее. Он сказал:
— По-моему, срок истек, а?
— Нет, нет, стой смирно. С этими кровожадными дикарями шутки плохи.
Наконец Майк сказал:
— Теперь-то уж наверное пора. Я чертовски замерз.
— Ну и мерзни! Лучше замерзнуть, чем тащить свои мозги домой в корзиночке. Может быть, и пора, да нам откуда знать — часов-то нет! Дадим им побольше времени. Лично я намерен выстоять пятнадцать минут! Не шевелись же!
Так, сам того не подозревая, одного из шутников я заставил пожалеть о затеянной шутке. Когда мы наконец опустили руки, их нестерпимо ломило от напряжения и холода. Крадучись, мы стали пробираться дальше. Как ни велик был мой страх, — я боялся, что мы рано сдвинулись с места, и ждал с минуты на минуту, что свинец вонзится в нас обоих, — все же он не мог заглушить муки, терзавшей мое окоченевшее тело.
Шуточка наших друзей-разбойников обратилась против них самих. Во-первых, им пришлось битых два часа мерзнуть на косогоре, поджидая меня, что было не так-то уж весело — они до того озябли, что целых две недели после этого не могли согреться. Во-вторых, я все-таки ни минуты не думал, чтобы разбойники стали меня убивать ради денег, которые им так легко было у меня взять без всяких трудностей. Так что страх, который они мне внушили, не стоил тех неприятностей, которые им самим пришлось претерпеть. Единственное, чего я боялся, это что оружие у них может нечаянно выстрелить. Уже одно то, что их было так много, убеждало меня, что они не намерены пролить кровь. Нет, они неумно придумали. Надо было натравить на меня одного разбойника, вооруженного двустволкой, — вот тогда бы они, может быть, и увидели, как автор этой книги карабкается на дерево!
Впрочем, шутка эта в конечном счете дороже всего обошлась мне, — правда не в том смысле, в каком предполагали мои разбойники. Пребывание на холодном косогоре, да еще после того как я вспотел, вызвало у меня довольно серьезную болезнь. Целых три месяца я не мог писать, не говоря уже о счете, предъявленном мне докторами. С той поры я никогда никого не «разыгрываю» и прихожу в ярость, когда кто-нибудь пытается «разыграть» меня.
Когда я прибыл в Сан-Франциско, я затеял было увеселительную прогулку в Японию, откуда хотел плыть на запад, вокруг света. Но меня потянуло домой, и я раздумал, взял билет на пароход, простился с самым радушным краем и с самым общительным, живым и радушным народом на всем нашем континенте и поехал через «перешеек» в Нью-Йорк. Поездка оказалась не из веселых, так как во время пути разразилась холера и мы хоронили в море по два-три покойника в день. Дома мне показалось мрачновато после длительного отсутствия. Добрая половина детей, которых я знал до отъезда, отрастила бакенбарды или шиньоны, а из взрослых немногие вкушали безмятежное счастье у своего камелька — одни разбрелись, другие сидели в тюрьме, остальных же всех повесили. Задетый за живое всеми этими переменами, я присоединился к знаменитой экскурсии в Европу на пароходе «Квакер-Сити», с тем чтобы орошать своими слезами чужие земли.
Так закончилась после семи лет превратностей судьбы «увеселительная прогулка» к серебряным приискам Невады, рассчитанная на три месяца. Впрочем, я еще и не так просчитывался в жизни.
МОРАЛЬ
Напрасно думает читатель, что он отделался и что в этой книге нет никакой морали. Мораль есть, и вот какая: коли вы дельный человек — сидите дома и с помощью прилежания и настойчивости добивайтесь своего; а бездельник — так уезжайте, и тогда волей-неволей вам придется работать. Близкие благословят вас за то, что вы перестали сидеть у них на шее; ну, а если и конечном счете пострадают те, с кем сведет вас судьба, — что поделаешь!
А. Краткий очерк истории мормонов
С основания мормонской общины прошло не больше сорока лет, однако история их была бурной с самых первых шагов своих, и в дальнейшем своем шествии она обещает быть не менее волнующей. Мормоны подвергались преследованиям и гонениям по всей стране, отчего они на долгие годы возненавидели всеми силами души всех «язычников» без разбору. Джозеф Смит, нашедший пресловутую Книгу Мормона и считающийся основоположником их религии, вынужден был из штата в штат перетаскивать свои таинственные медные пластинки и чудодейственные камни, с помощью которых он разбирал письмена, на них начертанные. В конце концов он основал в штате Огайо «церковь», членом которой сделался некий Бригем Юнг. Начались гонения, а с ними и вероотступничество. Бригем твердо держался избранной им веры и работал не покладая рук. Ему удалось приостановить дезертирство. Более того — в самые тяжелые времена он умудрился многих обратить в свою веру. Постепенно он стал пользоваться все большим влиянием и доверием у братии. Вскоре он сделался одним из двенадцати «апостолов церкви», а затем завоевал еще более влиятельное и высокое положение, став президентом Двенадцати. После того как огайцы поднялись и изгнали мормонов из своего штата, мормоны осели в штате Миссури. Бригем сопровождал их. Миссурийцы прогнали их, и они отступили в Науву, штат Иллинойс. Там они начали процветать и воздвигли храм с притязанием на архитектурное изящество, — в краю, где кирпичное здание суда с куполом, возвышающимся над железной кровлей, вызывало почтительный трепет, этот храм обратил на себя внимание. Но и здесь мормонов продолжали теснить и преследовать. Не помогали прокламации, в которых Джозеф Смит клеймил и осуждал многоженство, как противоречащее правилам мормонов: обитатели обоих берегов Миссисипи утверждали, что среди мормонов процветает пышным цветом многоженство, да и многое другое. Бригем вернулся из поездки в Англию, где он основал мормонскую газету и откуда вывез несколько сотен новообращенных. С каждым шагом возрастало его влияние на братию. Затем «язычники» из Миссури и Иллинойса вторглись в Науву и убили Джозефа Смита. Некий мормон по имени Ригдон провозгласил было себя главой мормонской церкви и мормонской общины вместо покойного Смита; он попробовал даже свои силы в качестве пророка. Однако идущий за ним был сильнее его. Улучив момент, Бригем, все преимущество которого состояло в обладании более острым умом и крепкой волей, свергнул Ригдона с его высокого поста и занял его сам. Больше того — он проклял Ригдона и его приверженцев сложным проклятием, объявил, что его «прорицания» исходили от дьявола, и в заключение предал «лжепророка Сатане на тысячу лет», — на такой срок еще никого не осуждали в Иллинойсе! Народ признал своего властелина. Тотчас подавляющим большинством голосов он избрал Юнга своим президентом и до сего дня относится к нему с беззаветной преданностью. Бригем умел заглядывать вперед — свойство, которым никто другой из видных мормонов как будто не обладал. Он понял, что лучше податься в пустыню своей волей, нежели ждать, когда их туда оттеснят. И вот по его приказу подданные его собрали свои скудные пожитки, обратили спины к домам своим, а лица к пустыне и морозной февральской ночью, при свете зарева от горящего со всей священной утварью храма, который они подожгли собственноручно, потянулись печальной чередой через Миссисипи. А через несколько дней они расположились лагерем на западной границе штата Айова, и бедность, лишения, голод, холод, недуги, тоска и травля сделали свое дело: многие, не выдержав всех этих невзгод, погибли. Что бы там ни говорили, это были настоящие мученики! Те, кто выжил, задержались там еще на два года, в то время как Бригем с небольшим отрядом пересек пустыню и основал город Грейт-Солт-Лейк-Сити (Город Великого Соленого Озера), нарочно для этого избрав место, которое не являлось собственностью ненавистного американского правительства и находилось вне его юрисдикции. Этот факт не следует забывать. Описанные события относятся к 1847 году. Не успел Бригем со своим народом поселиться в новом городе, как их постигло еще одно бедствие — кончилась война, и Мексика передала убежище Бригема неприятелю — Соединенным Штатам Америки. В 1849 году мормоны образовали «свободное и независимое» правительстве и объявили себя «Штатом Дезерт», а Бригема Юнга своим президентом. Однако на следующий год конгресс Соединенных Штатов дал щелчок по их самолюбию, и то же самое сочетание гор, полыни, солончаков и всеобщего запустения превратил в «территорию Юта», но при этом все же назначил Бригема Юнга ее губернатором. В течение последующих лет переселенцы волна за волной тянулись через пустыни и земли мормонов в Калифорнию, но, несмотря на это, церковь оставалась незыблема и верна своему повелителю и господину. Голод, жажда, нужда и горе, ненависть, презрение и преследования со стороны окружающих не пошатнули мормонов в их вере и преданности своему вождю. Они устояли даже против соблазна золота, — а ведь у скольких народов загубило оно цвет молодежи, выкачало последние соки! Из всех возможных испытаний испытание золотом — самое суровое, и в народе, его выдержавшем, должно быть заложено нечто весьма основательное.
