Рассказ Гарри Гранта закончился среди поцелуев и ласк, которыми осыпали его Мери и Роберт. И только тут капитан узнал, что своим спасением он обязан тому самому документу, который через неделю после крушения вложил в бутылку и доверил морю.
Но о чем задумался Жак Паганель во время рассказа капитана Гранта?
Почтенный географ в тысячный раз восстанавливал в уме слова документа. Он поочередно припоминал все три толкования, и все три оказались ложными. Как же был обозначен на этих полуизъеденных морской водой листках остров Марии-Терезы?
Паганель не мог больше выдержать. Он схватил за руку Гарри Гранта.
— Капитан, — воскликнул он, — скажите мне, что вы написали в вашем загадочном документе?
Вопрос географа возбудил общий интерес, ибо сейчас предстояло услышать разгадку тайны, которую тщетно пытались разгадать в течение девяти месяцев!
— Точно ли вы помните, капитан, текст документа? — спросил Паганель.
— Конечно, — ответил Гарри Грант. — Дня не проходило, чтобы я не припоминал этих слов: ведь на них зиждились все наши надежды.
— Что же это были за слова, капитан? — спросил Гленарван. — Наше самолюбие задето за живое!
— Я к вашим услугам, — ответил Гарри Грант. — Вы ведь знаете, что, стремясь увеличить наши шансы на спасение, я вложил в бутылку документы, написанные на трех языках. Какой же из трех вас интересует?
— Разве они были не тождественны? — воскликнул Паганель.
— Тождественны, за исключением одного слова.
— Тогда процитируйте нам французский текст, — сказал Гленарван, — он был в наилучшей сохранности, и наши толкования основывались главным образом на нем.
— Хорошо. Вот французский текст, слово в слово:
«Двадцать седьмого июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года трехмачтовое судно «Британия», из Глазго, потерпело крушение в тысяча пятистах лье от Патагонии, в Южном полушарии. Два матроса и капитан Грант добрались до острова Табор…»
— Что?! — воскликнул Паганель.
— «Там, — продолжал Гарри Грант, — постоянно терпя жестокие лишения, они бросили этот документ под сто пятьдесят третьим градусом долготы и тридцать седьмым градусом одиннадцатой минутой широты. Окажите им помощь, или они погибнут».
При слове «Табор» Паганель вскочил с места. И, не будучи в силах сдержать себя, воскликнул:
— Как остров Табор? Да ведь это остров Марии-Терезы!
— Совершенно верно, мистер Паганель, — ответил Гарри Грант. — На английских и немецких картах — Мария-Тереза, а на французских — он значится как остров Табор.
В эту минуту тяжелый кулак опустился на плечо Паганеля, который даже присел от удара. Надо признаться, что удар этот нанесен был майором, впервые вышедшим из рамок приличия.
— Географ! — сказал с глубочайшим презрением Мак-Наббс.
Но Паганель даже и не осознал удара. Что значил этот удар по сравнению с ударом, нанесенным его самолюбию ученого!
— Итак, — сказал Мак-Наббс капитану Гранту, — он был недалек от истины. Патагония, Австралия, Новая Зеландия казались ему бесспорным местонахождением потерпевших крушение. Слово contin, которое он истолковал вначале как continent (континент), стало впоследствии continuelle (постоянная), indi означало сперва indiens (индейцы), а затем indigenes (туземцы), наконец, правильно было понято слово indigence (лишения). Только обрывок слова abor ввел в заблуждение проницательного географа. Паганель упорно считал его частью французского глагола aborder (причаливать), тогда как это было название острова Табор, того самого, где нашли приют потерпевшие крушение на «Британии». Ошибка эта была, впрочем, простительна, поскольку на корабельных картах «Дункана» этот островок значился под названием «Мария-Тереза».
— Все равно! — восклицал Паганель, вырывая на себе волосы. — Я не должен был забывать этого двойного наименования! Это непростительная ошибка, заблуждение, недостойное секретаря Географического общества! Я опозорен!
— Господин Паганель, успокойтесь! — утешала географа леди Элен.
— Нет, нет! Я настоящий осел!
— И даже не ученый осел, — отозвался в виде утешения майор.
Как только обед был закончен, Гарри Грант привел свое жилище в порядок. Он ничего не брал с собой, желая, чтобы преступник унаследовал имущество честного человека.
Все вернулись на яхту. Гленарван намеревался отплыть в тот же день и дал приказ высадить боцмана на остров. Айртона привели на ют, и он оказался лицом к лицу с Гарри Грантом.
— Это я, Айртон, — промолвил Грант.
— Это вы, капитан, — отозвался боцман, нисколько не удивляясь. — Ну что же, я очень рад видеть вас в добром здоровье.
— По-видимому, Айртон, я сделал ошибку, высадив вас на обитаемую землю.
— По-видимому, капитан.
— Вы сейчас останетесь вместо меня на этом пустынном островке. Надеюсь, что вы раскаетесь во всем том зле, которое причинили людям.
— Все может быть, — спокойно ответил Айртон.
Гленарван обратился к боцману:
— Итак, Айртон, вы продолжаете настаивать на том, чтобы я высадил вас на необитаемый остров?
— Да.
— Остров Табор вам подходит?
— Совершенно.
— Теперь, Айртон, выслушайте мои последние слова. Здесь вы окажетесь вдали от всякой земли, без всякой возможности общения с другими людьми. Чудеса случаются редко, и едва ли вам удастся убежать отсюда. Вы будете здесь одиноки, но вы не будете затеряны и отрезаны от мира, как был капитан Грант, ибо хотя вы и не заслуживаете, чтобы люди помнили о вас, но они все же будут о вас помнить. Я знаю, где найти вас, Айртон, и я этого никогда не забуду.
— Очень вам признателен, сэр, — просто ответил Айртон.
То были последние слова, которыми обменялись Гленарван и боцман.
Шлюпка стояла наготове. Айртон спустился в нее.
Джон Манглс предварительно отправил на остров несколько ящиков с консервами, одежду, инструменты, оружие, а также запас пороха и пуль. Таким образом, боцман получил возможность начать трудовую жизнь и, работая, переродиться. У него было все необходимое, даже книги.
Настал час расставания. Команда и пассажиры собрались на палубе. У многих сжалось сердце. Мери Грант и леди Элен не могли скрыть волнения.
— Неужели это так необходимо? — обратилась молодая женщина к мужу. — Неужели мы должны покинуть здесь этого несчастного?
— Да, Элен, необходимо, — ответил лорд Гленарван. — Это искупление!
В эту минуту шлюпка, по команде Джона Манглса, отчалила от яхты. Айртон, как всегда невозмутимый, стоя в лодке, снял шляпу и с суровой важностью поклонился.
Гленарван, а за ним вся команда обнажили головы, словно у постели умирающего, и шлюпка отплыла при гробовом молчании.
Как только она достигла берега, Айртон выскочил на песок, а лодка вернулась к яхте. Было четыре часа пополудни, и с юта пассажиры могли видеть боцмана, который, скрестив на груди руки, неподвижно, словно статуя, стоял на прибрежной скале. Глаза его были устремлены на «Дункан».
— Отправляемся, сэр? — спросил Джон Манглс.
— Да, Джон, — ответил Гленарван, пытаясь скрыть волнение.
— Вперед! — крикнул капитан механику.
Пар засвистел по трубам, винт закрутился, и в восемь часов последние вершины острова Табор скрылись в вечерней мгле.
Глава двадцать вторая. ПОСЛЕДНЯЯ РАССЕЯННОСТЬ ЖАКА ПАГАНЕЛЯ
18 марта, через одиннадцать дней после того как «Дункан» отплыл от острова Табор, показались берега Америки, а на следующий день яхта бросила якорь в бухте Талькауано.
Яхта возвращалась сюда после пятимесячного плавания, во время которого, строго придерживаясь тридцать седьмой параллели, она совершила кругосветное плавание. Участники этой достопамятной, не имевшей прецедента экспедиции побывали в Чили, в пампе, в Аргентинской республике, в Атлантическом океане, на островах Тристан-да-Кунья, в Индийском океане, на Амстердамских островах, в Австралии, в Новой Зеландии, на острове Табор и в Тихом океане. Их усилия увенчались успехом, и они возвращались на родину, имея на борту потерпевших крушение моряков «Британии».
