— Ты должен мне кое-то объяснить, — сказал я Аркадию. — Кто такой этот Киддер?
— Богатенький парнишка из Сиднея.
— Я имел в виду — что он делает для Движения борцов за земельные права?
— А, там он никто и ничто. У него просто есть свой самолет. Летает туда-сюда, доставляет сообщения. Вот и чувствует себя очень важным.
— Летчик-чурбан, — сказал я.
— Он неплохой малый, — возразил Аркадий. — Так я по крайней мере слышал.
Я взял еще немного салата, и мы подошли к Мэриан. Она сидела на коврике и разговаривала с барристером. На ней было другое платье — еще более линялое и обтрепанное, чем в прошлый раз, с узором из японских хризантем. Лохмотья шли ей. Лохмотья были ее стилем. Любая другая одежда, кроме лохмотьев, смотрелась бы на ней безвкусно.
Она подставила мне обе щеки для поцелуя и сказала, что рада, что я еду.
— Куда?
— В Миддл-Бор, — ответила она. — Надеюсь, ты правда едешь?
— А ты тоже?
— Я тоже. — Она искоса взглянула на Аркадия и сощурилась.
— Я же не разлей вода с Великим Герцогом.
Она рассказала, что у женщин-аборигенок есть свои песенные циклы, а следовательно, и другие священные места, нуждающиеся в защите. Мало кто знал об этом до недавнего времени: дело в том, что женщины куда более скрытны, они неохотнее расставались со своими тайнами, чем мужчины.
— В любом случае, хорошо, что ты едешь, — улыбнулась она. — Будет весело.
Она познакомила меня с барристером: — Брюс, это Хьюи.
— Как поживаете?
Он ответил на мое приветствие медленным наклоном головы.
У него было бледное продолговатое лицо, он четко и педантично выговаривал слова; а веснушки, очки в стальной оправе и хохолок мышиных волос на макушке придавали ему вид лучшего ученика в школе. Когда на него упал свет лампы, стали заметны морщины и усталость у него на лице.
Он зевнул.
— Не поискать ли нам стул, друг мой? Я больше ни минуты не могу стоять, а сидеть на полу я просто ненавижу. А вы нет?
Я нашел два стула, и мы уселись. Аркадий с Мэриан тем временем ушли куда-то обсуждать предстоящую поездку.
Барристер весь день был в суде — защищал чернокожего паренька, обвиняемого в убийстве. Завтра ему тоже предстояло провести весь день в суде. Он был родом из Новой Зеландии. Учился в частном учебном заведении в Англии, потом работал и адвокатуре в Лондоне.
Мы поговорили о деле Лосона, которое слушалось в суде Алис. Лосон был дальнобойщиком. Когда он, явно пьяный, зашел в бар при мотеле где-то на Равнине, хозяйка отказалась продавать ему спиртное. Тогда он снова вышел на свет палящего полуденного солнца, отцепил трейлер, а через двадцать минут на скорости 50 км в час въехал в тот самый бар, убив пятерых посетителей и ранив еще двадцать человек.
После этого происшествия Лосон скрылся в буше, а когда его разыскали, он утверждал, что ничего не помнит.
— Вы ему верите? — спросил я.
— Верю ли? Конечно верю! Мистер Лосон — человек очень симпатичный и правдивый, а его компания страшно нагружала его работой. А защищать его трудно потому, что он не был пьян: он находился под наркотиками.
— Под какими именно?
— Под амфетаминами, бедняжка! Он пять дней глаз не смыкал. Ведь все дальнобойщики, все до одного, буквально сидят на амфетаминах! Суют их в рот, как конфетки! Раз, два, три, четыре, пять, и — уууу! — только их и видели. Неудивительно, что он был слегка обторчанный.
— А в суде об этом говорилось?
— О пяти днях без сна — да, об амфетаминах — нет.
— Почему же?
— Немыслимо! Затрагивать тему амфетаминов и грузоперевозок? Просто недопустимо! Представьте себе — начнется расследование. Ведь амфетамины — ответ Австралии на эти необъятные просторы. Без них страна просто заглохнет.
— Непостижимая страна, — сказал я.
— Да.
— Непостижимее, чем Америка.
— Конечно! — согласился барристер. — Америка же молодая! Молодая, невинная и жестокая. А эта страна — старая. Старая глыба! Вот в чем разница. Старая, усталая и мудрая. И всепоглощающая! Что бы на нее ни проливалось — всё всасывается.
Он махнул тонкой белой рукой в сторону здоровых, загорелых людей на лужайке.
— Поглядите на них! — сказал он. — Им кажется, что они молоды. Ничего подобного! Они старики. Они уже родились стариками!
— Только не Аркадий, — возразил я. — Аркадий совсем не кажется мне стариком.
— Арк — исключение, — согласился барристер. — Мне кажется, Арк вообще откуда-то с неба свалился. Но все остальные — старики, — продолжал он. — Вы когда-нибудь обращали внимание на веки молодых людей в этой стране? Это старческие веки. Ты будишь их — и они глядят на тебя испуганной ланью — на мгновенье! А потом снова становятся стариками.
— Может, дело в свете? — предположил я. — В Австралии солнце светит так ярко, что люди тоскуют по темноте.
— Арк говорил мне, что у вас множество интересных теорий относительно многих вещей. Я бы с удовольствием их послушал, но сегодня я слишком устал.
— Я тоже.
— Хотя это не значит, что у меня самого нет кое-каких собственных домашних теорий. Потому-то, наверное, я здесь.
— Я уже задавал себе этот вопрос.
— Какой вопрос?
— Что вы здесь делаете.
— Я сам себе все время задаю его, друг мой! Всякий раз, как чищу зубы, я спрашиваю себя об этом. Но что бы я делал в Лондоне? Устраивал бы жеманные вечеринки? Жил бы в уютной квартирке? Нет. Нет. Это совсем мне не подходит.
— Но почему вы именно здесь?
— Мне здесь нравится, — проговорил он задумчиво. — Тут отрешенность. Вы понимаете, о чем я?
— Думаю, что да.
— Отличное место для сумчатых, но только не для человека. Я про здешнюю землю. Люди здесь вытворяют самые неожиданные вещи. Вы не слышали историю про девушку-немку и велосипед?
— Нет.
— Очень любопытный случай! Симпатичная, здоровая молодая немка. Берет напрокат велосипед в магазине на Тодд-стрит. Покупает замок в магазине на Корт-стрит. Выезжает из города по Ларапинта-драйв и добирается до ущелья Ормистон. Затаскивает велосипед в ущелье — а это, если вы там бывали, сами понимаете, сверхчеловеческий подвиг. А потом, оказавшись черт знает где, она приковывает ногу к раме, ключ от замка выбрасывает и ложится жариться на солнышке. Любовь к солнечным ваннам, зашкалившая до предела! Испеклась до костей девушка! Испеклась!
— Жуть какая!
— Нет! — Он покачал головой. — Примирение! Растворение без остатка! Это тоже часть моей маленькой теории насчет Австралии. Но сейчас я вас не буду ею утомлять, потому что я в самом деле страшно устал, и мне уже давно пора в кровать.
