Японцы продолжали наступать, утопая в малярийной слякоти горной дороги, вьющейся по новогвинейскому хребту Оуэн-Стэнли. Это была так называемая тропа Кокода, где в течение многих месяцев разыгрывались партизанские бои, которые вела 25-я австралийская бригада при поддержке бойцов папуасского сопротивления (их ещё иногда называли «Ангелы Фаззи-Ваззи»). В сентябре японцы находились всего в 52 км от Порт-Морсби, но в ноябре они уже были отброшены к береговым плацдармам на севере. Когда угроза вторжения миновала, в австралийском фольклоре к старой компании героев присоединился новый персонаж: Солдат Джунглей встал рядом с Бушрейнджером, Старателем и Спасателем.
Коренной перелом. К концу 1942 г. и в Европе наступил коренной перелом. Австралийская 9-я дивизия в решающей битве при Эль-Аламейне помогала союзникам вытеснить немцев и итальянцев из Северной Африки. Русские армии остановили немцев под Сталинградом. Страны «оси» на всех театрах военных действий перешли к обороне.
Из 1 млн. австралийских добровольцев 10 тыс. погибли в Европе и более 17 тыс. на Тихом океане. Из общего числа пленных 8 тыс. не вынесли пыток и унижений, которым их подвергали японцы.
Победа наступила слишком поздно и для Джона Куртина, который умер на своем посту в мае 1945 г. А в 9.00 в субботу 15 августа новый премьер-министр Бен Чифли объявил об окончании войны. Вся Австралия возликовала. В Мельбурне более 200 тыс. чел. присутствовали на поминальном молебне в святилище Поминовения. Очередная великая битва народов завершилась.
Австралийская история после второй мировой войны представляет собой сагу взлетов и падений — подъема к неслыханному процветанию 50-х и 60-х, за которым последовало неожиданное крушение великой «среднеклассовой» мечты. В конце ХХ столетия идея страны как консервативного англо-саксонского анклава, затерянного в Азии, была полностью переосмыслена. Но путь к космополитической, либеральной среднеклассовой Австралии оказался мучительным и долгим. Маленькая страна, где, как говорили раньше, «ничего не происходит», пережила целую череду экономических бумов и спадов, политических кризисов, культурных шоков и социальных перемен.
1940-е годы были самыми тяжелыми в австралийской истории. Долгая война с Японией доказала, насколько уязвимой была страна для внешней угрозы. Война также потрясла австралийское общество изнутри: немало женщин служили в вооруженных силах, работали на фабриках и заводах или в учреждениях, выполняя традиционно мужские обязанности, и после войны они не захотели вновь жить в условиях социального неравноправия полов. Да и демобилизованные солдаты тоже не желали возврата к старым порядкам. Спустя год после окончания войны австралийцы вновь проголосовали за реформы лейбористского правительства Бена Чифли, который выдвинул расширенную программу социального обеспечения. Вскоре после победы на выборах Чифли выступил инициатором создания государственной авиакомпании, обнародовал широкомасштабную программу государственного жилищного строительства и образования (в Канберре был открыт Национальный Австралийский университет) и ряд крупных проектов общественных работ вроде проекта строительства гидроэлектростанций в Снежных горах, которые должны были обеспечить электроэнергией всю юго-восточную часть континента.
Коренные перемены произошли и в области иммиграции. Японское вторжение убедило австралийцев в необходимости быстрейшего роста населения страны. Министр иммиграции в лейбористском правительстве Артур Колуэлл стал автором одной из крупнейших иммиграционных программ в нашем веке. 50 % иммигрантов, получавших государственную поддержку, должны были иметь британское гражданство, зато остальные 50 % могли прибывать из любой страны — при условии, что они белые. Между 1945 и 1965 гг. в Австралию въехали более 2 млн. переселенцев. Население подскочило с 7 до 11 млн. чел.
Государство по-прежнему проводило политику «белой Австралии», и Колуэлл сам был откровенным расистом. Когда у него спросили, допустит ли он иммиграцию азиатов, он ответил печально известной грубой остротой: «Одного слепого белого я не променяю даже на двух косоглазых». Однако впоследствии расистская иммиграционная политика смягчалась, а в 1973 г. была формально отменена. Отказ от варварских взглядов был столь стремительным, что в настоящее время выходцы из Азии составляют уже треть всех иммигрантов. (см. также главу «Поликультурное общество»).
Эта полиэтническая иммиграция имела весьма далеко идущие последствия. В 1945 г. Австралия оставалась в общем конформистским обществом с англо-саксонским населением, 98 % которого имели британские корни. И вдруг их захлестнули толпы итальянцев, греков, немцев, голландцев и югославов, едва способных связать два слова по-английски — они создавали свои общины, открывали магазины и газеты. пополняли армию рабочей силы, приходили в школы и скоро потрясли до основания стерильное благополучие жизни австралийского обывателя. И все это, как ни странно, произошло почти бесконфликтно, хотя, конечно, «новым австралийцам» пришлось преодолеть немалые трудности. Именно они обеспечили интенсивный экономический рост страны в 1950-60 — гг., составив костяк рабочей силы в сталелитейной и горнодобывающей промышленности, на фабриках и на дорожно-строительных работах, в том числе и на таких «национальных стройках», как сооружение ГЭС в Снежных горах. В середине 60-х примерно половину рабочих на сталелитейных заводах Порт-Кембла, что у югу от Сиднея, составляли недавние иммигранты.
Путь в современный мир. И все же перемены в жизни австралийского общества происходили тяжело и долго. В 50-е годы Австралия была инертным обществом, которое возникло и развивалось в относительной изоляции от остального мира, с убеждением в собственной непогрешимости и чуждым идеям современного либерализма. В нем по-прежнему доминировал мужчина, невзирая на все протесты, которые — особенно после войны — выражали женщины. Мужской досуг посвящался ритуальным занятиям — спорту, дружеским попойкам и потасовкам, гомосексуалисты считались «извращенцами», а бородачи или длинноволосые юнцы — «чудиками». Больше всего в моральном кодексе общества ценилась мужская верность друзьям-приятелям, а «бабцы» должны были сидеть дома и воспитывать детей. В общем и целом это было сообщество простых работяг в кованых башмаках и фетровых шляпах, завсегдатаев пабов, которые обращались друг к другу не иначе как «мужик» или «приятель».
Церковь, особенно католическая, определяла общественные нравы, развод разрешался законом, но считался предосудительным и добиться развода было весьма непросто. Аборты были под запретом и оставались источником заработка полуграмотных фельдшеров. Нация задыхалась в тесных объятиях сурового пуританизма, который сами австралийцы иронично окрестили «нашенским благочестием». Цензура свирепствовала («Улисс» Джеймса Джойса и «Любовник леди Чаттерли» Д. Г. Лоуренса были запрещены — последний за «насаждение разврата» — и эти книги приходилось ввозить в страну контрабандой). Аборигены не имели даже австралийского гражданства, не говоря уж об избирательных правах. В языке отражались самые разные предрассудки, и иммигрантов награждали обидными прозвищами — «бежками» (беженцами), «балтами», «итальяшками», «испашками», «голлашками», «фрицами»…
