Туман между тем становился прозрачней. Теперь уже Годфри мог рассмотреть на расстоянии полумили, среди скал песчаные отмели, покрытые водорослями. Неужели поблизости лежит материк или хотя бы остров?
Действительно, в восточной части горизонта вдруг показался ряд низких холмов, усеянных гранитными глыбами. Солнце выпило последние утренние испарения, и теперь огненный диск медленно выплывал из воды.
— Земля! Земля! — закричал Годфри.
Протянув к ней руки, юноша, в радостном порыве, опустился на колени.
И в самом деле, это была земля. Годфри как раз находился на выступе, образованном рифами и являвшемся южным мысом бухты окружностью не менее двух миль. Он представлял собой плоскую отмель, окаймленную маленькими дюнами, поросшими коротенькой травкой. Видно было, как она колышется под ветром.
Годфри окинул взглядом все побережье.
Ограниченное с севера и с юга неровными мысками, побережье было не больше пяти-шести миль и, конечно, могло являться частью большой земли. Так или иначе, потерпевший кораблекрушение сумеет найти себе здесь хоть временное прибежище.
Годфри вздохнул с облегчением. Утес, на котором он очутился, не был одинокой скалой посреди моря!
— К земле! К земле! — сказал себе юноша и, прежде чем покинуть утес, еще раз бросил взгляд на морской простор. Не заметно ли каких-нибудь следов кораблекрушения?
Ничего, даже шлюпки. Без сомнения, ее постигла общая участь.
И тут Годфри пришла в голову мысль о том, что кто-нибудь из моряков мог, так же, как и он, ожидать сейчас на одном из рифов наступления дня, чтобы попытаться доплыть до берега.
Но никого не было видно ни на скалах, ни на отмели, пустынных, как океан!
Если нет живых людей, может быть, море выбросило тела утонувших? А что, если там, среди рифов, находятся останки кого-нибудь из его спутников?
Нет, ни на одной из скал, отчетливо выступавших из воды после отлива, трупов не было видно.
Итак, он остался один! Перед лицом угрожавших ему опасностей Годфри мог надеяться теперь только на самого себя.
К чести молодого человека, он не пал духом. Прежде всего он решил добраться до земли, от которой его отделяло сравнительно небольшое пространство. Недолго думая, Годфри спустился с утеса и поплыл к ближайшему рифу. А дальше он перепрыгивал проливы или переходил их вброд, когда же расстояние между скалами увеличивалось — снова бросался в воду. Переход по скользким камням, покрытым водорослями, был труден и долог. А ему предстояло одолеть около четверти мили!
И вот наконец проворный юноша ступил на землю, где его, возможно, ждала если не скорая смерть, то жалкое прозябание, которое могло оказаться хуже смерти: голод, жажда и холод, всевозможные лишения и различные опасности. Ни ружья, чтобы подстрелить дичь, ни теплой одежды — он оказался в совершенно беспомощном положении.
Безрассудный человек! Хотел убедиться, способен ли ты противостоять трудностям! Что ж! Теперь ты сможешь проверить свои силы! Ты завидовал Робинзону? Теперь узнаешь, насколько завидна его участь! Годфри вспомнилась беззаботная жизнь в Сан-Франциско в кругу счастливой, любящей семьи, которую он покинул ради приключений, дядя Виль, невеста Фина, друзья… Несомненно, никого из них он больше никогда не увидит. При этой мысли у молодого человека сжалось сердце, хотя он дал себе слово держаться стойко, на глаза у него навернулись слезы.
Если бы он не был одинок, если бы кому-нибудь из потерпевших крушение тоже удалось добраться до берега! Пусть им будет не капитан Тюркот или его помощник, а любой из матросов, пусть даже учитель танцев Тартелетт! Правда, этот легкомысленный человек в подобных обстоятельствах слабая опора. Все равно! Только не быть одному! Если бы Годфри мог надеяться, что кто-то разделит с ним одиночество, будущее рисовалось бы ему не таким мрачным.
Но нельзя терять надежды… Правда, на прибрежных скалах никого не оказалось, но, может быть, он встретит живого человека, когда достигнет песчаной косы? Не исключена возможность, что кто-то добрался до берега и теперь тоже разыскивает товарищей по несчастью?
Годфри еще раз огляделся, повернувшись вначале на север, потом на юг. Никого. По крайней мере, видимый участок берега необитаем — нигде не видно ни хижины, ни поднимающегося к небу дымка.
— Вперед! Вперед! — подбадривал себя Годфри.
Он зашагал по отмели в северном направлении, решив, что сначала поднимется на песчаный холм, откуда открывается обширное пространство.
Полное безмолвие. На песке никаких следов. Только морские птицы — чайки и поморники — резвятся среди скал,— единственные живые; существа в этой Пустыне.
Годфри шел около четверти часа и уже начал подниматься на самый высокий склон, поросший тростником и низким кустарником, но вдруг неожиданно остановился. В пятидесяти шагах, среди прибрежных рифов, Он заметил какую-то бесформенную вздувшуюся массу, похожую на труп неизвестного морского животного, выброшенного последней бурей.
Годфри бросился туда.
С каждым шагом сердце билось все сильнее. В бесформенной массе, принятой им за останки какого-то зверя, он узнал тело человека.
В десяти шагах от цели Годфри остановился как вкопанный и воскликнул:
— Тартелетт!
Да, действительно, перед ним лежал неподвижный учитель танцев и изящных манер.
Надутый до предела спасательный пояс делал Тартелетта похожим на морское чудовище. Но, может быть, он еще жив? Спасательный пояс должен был удержать его на волнах, а прилив — прибить к берегу…
Годфри принялся за дело. Опустившись на колени перед Тартелеттом, расстегнул спасательное снаряжение и стал изо всех сил растирать бесчувственное тело. Наконец губы учителя зашевелились… Юноша приложил руку к сердцу… Оно билось!
Годфри окликнул Тартелетта.
Тот качнул головой, потом издал хриплый звук, за которым последовало несколько бессвязных слов.
Схватив учителя за плечи, Годфри встряхнул его.
Тартелетт открыл глаза и провел рукой по лбу. Потом поднял другую руку, чтобы убедиться, на месте ли карманная скрипка и смычок.
— Тартелетт! Милый мой Тартелетт! — закричал Годфри, поддерживая голову учителя.
Голова с остатками всклокоченных волос едва заметно покачнулась, как бы кивнув в знак одобрения.
— Это я… Я… Годфри!
— Годфри? — переспросил Тартелетт.
Учитель поднялся на колени, поглядел вокруг, неожиданно улыбнулся и встал на ноги… Наконец-то он почувствовал под собой надежную твердь! В эту минуту Тартелетт понял, что никакая качка ему больше не грозит: под ногами не качающаяся палуба, а неподвижная, надежная земля…
