Норвежский Полхейм находится на отметке 89°58′ ю. ш. к в. (комп.) 8 миль. 15 дек. 1911. Руаль Амундсен.
Это было написано на английском. Скотт ошибочно принял флажок за оставленную норвежцами отметку о полюсе, хотя это явно было не так – они обнаружили всего лишь крайний левый знак из тех, которыми Амундсен «огородил» место полюса.
После очередного раунда наблюдений Скотт перенес «бедный маленький “Юнион Джек”», как он думал, еще ближе к полюсу, но на самом деле теперь он наоборот отошел от него. После этого британская партия отправилась в обратный путь. По словам Скотта, «теперь мы повернулись спиной к объекту наших амбиций с горьким чувством. Нас ждут 800 миль тяжелой дороги – прощайте наши мечты!»
По сравнению с возвращением Амундсена обратная дорога Скотта была гораздо более прямой: ни «Чертова ледника», ни изломов рельефа, ни загадочных гор – только детально нанесенный на карту и уже пройденный маршрут к широкому входу на ледник Бирдмора. Они стартовали удачно и первое время шли хорошо – с постоянным полярным ветром, дувшим в спину, и закрепленным на санях парусом, с плотным крепким настом и удобным для спуска склоном с вершины плато. За первые три недели они проходили в среднем по четырнадцать миль в день, почти не уступая Амундсену в скорости передвижения.
Несомненно, с точки зрения атмосферы британское путешествие резко контрастировало с норвежским. Амундсен по дороге домой устроил победную гонку, торопясь сообщить новости. Возвращение Скотта напоминало бегство побежденного. Вначале он тешил себя надеждами на спасение от полного поражения с помощью того, что опередит Амундсена у телеграфного аппарата и расскажет миру свою историю первым. Он даже начал составлять текст сообщения, в сохранившемся отрывке которого есть такая фраза: «Вызывает удовлетворение, что вышеуказанные факты доказывают одно и то же – обе партии были на полюсе». Но самообман был недолгим. Что-то в Скотте сломалось после поражения – и его компаньоны чувствовали это.
Они не смеялись, не чувствовали воодушевления, не бежал впереди них какой-нибудь лихой Бьяаланд – это был упорный, бесконечный, утомительный пеший поход. Скотт понял, что у них очень мало продуктов, а до склада еще слишком далеко. Но теперь было уже поздно. Он вынес своим спутникам жестокий приговор – идти или умереть. Вполне нормальная дневная дистанция не давала возможности понять реальное состояние этих людей и увидеть их ужасное истощение. Они вынуждали себя проходить огромные расстояния, чтобы достичь следующего склада прежде, чем закончатся запасы. И без того минимальный рацион был сокращен настолько, что люди шатались от голода и слабости, получая чуть больше половины необходимого количества пищи. Чтобы пройти нужное расстояние, им приходилось тащить сани до двенадцати часов в день на высоте 10 тысяч футов – это трудно даже для здоровых людей. Конечно, без пищи или отдыха в случае опасности можно выполнять какую-то работу, не причиняя своему здоровью особого вреда. Но лишать себя и того, и другого – значит требовать от природы слишком многого.
У Скотта и его спутников не было животных, которые составили бы им компанию или развлекли в пути. Каждый был занят своими мыслями, сокрушающее однообразие давило на психику. Внезапно они стали сильнее, чем обычно, чувствовать холод.
Поиск каждого склада оборачивался настоящим стрессом, потому что у них не было такой изобретательной системы поперечных линий из флажков, как у Амундсена. А единственного имевшегося флага часто было недостаточно. Пирамиды – слишком низкие и плохо построенные – не давали возможности для эффективной навигации. На обратном пути Скотт полагался на свои следы, которые вели в сторону полюса. Так же поступил и Амундсен. Но он ехал на собаках, а впереди саней шел Бьяаланд, искавший эти следы на снегу. Если же в сани впряжены люди, это просто невозможно, особенно при условии, что следы плохо различимы. Им приходилось бросать сани и ходить вокруг, так что поиск маршрута становился делом крайне утомительным и возможным только в хорошую погоду. Дважды в течение первой недели британцы без необходимости останавливались из-за преследовавшей их метели, потому что считали ориентирование невозможным. В любом случае их старые следы, заметенные снегом и ставшие малозаметными, часто было трудно найти, когда солнце светило им в лицо и слепило их. Именно по этой причине Уилсон особенно страдал из-за «снежной слепоты». Скотт, в отличие от Амундсена, не догадался перейти на ночное передвижение, чтобы солнце оказалось сзади. Установка палатки всякий раз требовала бессмысленной траты сил из-за грубой ошибки в ее конструкции. «У нас уходит чертовски много времени на установку палатки, – описал Скотт привычное впечатление от работы на ветру, – все пальцы замерзли».
Боуэрс заметил: «Брести пешком для меня невыносимо. Я буду невероятно рад отыскать мои старые любимые лыжи». Он сделал это 31 января, преодолев пешком по снегу в упряжке 360 миль. Двумя днями ранее он оставил в своем дневнике последнюю запись в своем обычном непринужденном стиле. Начиная с 4 февраля он вовсе перестал вести дневник.
Боуэрс был экстравертом и оптимистом, а такие люди обычно не любят распространяться о неприятностях. Примерно в это время он, наконец, начал понимать, до какой степени некомпетентен Скотт. Первый звонок прозвучал 25 января, когда искали склад на отметке 88°30′: «У нас с собой еды всего на три дня, и, если мы не найдем склад, нас ждут большие неприятности-», – написал он. Боуэрс отвечал за запасы и знал, что Скотт рассчитал все впритык. Но насколько впритык – это он начал понимать только сейчас.
За завтраком 7 февраля случилось то, что Скотт назвал «паникой», а Уилсон «дискуссией», – оказалось, что пропала суточная порция печенья. Скотт обрушился с гневом на Боуэрса как на офицера, отвечавшего за запасы. Боуэрс, по словам Скотта, был «ужасно расстроен». Уилсон, как обычно, пытался успокоить Скотта и восстановить мир. Между тем Скотт совершенно забыл о присутствии старшины Эванса, единственного рядового среди них, который был поражен зрелищем беспомощных и ругающихся офицеров. Не время показывать свой нрав, когда подчиненные настолько зависят от руководителя. К сожалению для себя, Эванс во время западного путешествия «Дискавери» уже делил со Скоттом одну палатку и поэтому из личного опыта знал, как капитан мог трактовать те или иные вещи. Чтобы мириться с этим, вероятно, требовалась моральная сила Уилсона.
После такого бурного завтрака они начали спуск по леднику Бирдмора, достигнув верхнего склада, заложенного на леднике, в тот же вечер. Теперь они располагали запасом еды ровно на пять дней. До следующего склада, ждавшего их на середине ледника, оставалось пять дней пути – в соответствии с графиком движения к полюсу. На леднике с его ледяными осыпями, расщелинами и любыми другими причинами для потенциальной задержки Скотт вообще не оставил себе никакого запаса прочности. На следующий день они оказались с подветренной стороны горы Бакли, где после стольких недель холодных ветров, преследовавших их на плато, наконец-то было солнечно и тихо. Стоило воспользоваться благоприятным моментом и пройти эту дистанцию, обещавшую стать достаточно легкой. Однако Скотт принял гротескно неверное решение и остановился в этом месте на целый день для сбора геологических образцов, после чего им пришлось тащить в санях тридцать фунтов камней. Геология стоила им шести или семи миль, а также многих драгоценных часов. Время снова было против них.
На следующий день Скотт обнаружил, что еда заканчивается.
Сегодня вечером мы оказались в довольно неприятной дыре [отметил Оутс 12 февраля]. Попали в ужасные расщелины и глыбы голубого льда. Боролись с этим хаосом примерно до 9 вечера, пока не вымотались окончательно.
Скотт сбился с пути. Он не помечал маршрут, проходя через лабиринт расщелин по дороге к полюсу, и не сохранил никаких результатов наблюдений-, которые помогли бы им попасть в безопасное место. Теперь он запоздало жалел об этом. В результате на широком пространстве ледника, где перспектива может оказаться обманом, а ледяные осыпи, как правило, вообще невидимы сверху, он наткнулся на одну из самых опасных осыпей.
Кроме того, Скотт не мог найти свой склад; в такое же трудное положение 2 января на «Чертовом леднике» попал и Амундсен. Но у него с собой был запас продуктов, а у Скотта осталось еды ровно на один раз. Потеря склада могла обернуться катастрофой, думать об этом было слишком тяжело. «Завтра мы должны быть там, – написал он. – Но пока не унываем. Место трудное».
Они разбили лагерь среди расщелин, и Скотт, имевший все основания для тревоги, долго не мог уснуть. Утром на место их ночевки спустился туман. С сосущим ощущением под ложечкой – то ли от отчаяния, то ли от скудного завтрака – они вслепую двинулись вперед, потому что альтернативы у них не было. Когда в момент недолгого прояснения Уилсон почти случайно заметил флаг над складом, у них оставался небольшой кусок пеммикана и немного чая на всех. Они чудом спаслись. По словам Скотта,
