В то время как я разговаривал с дамами, сидевшими в одной карете, другие кареты тихонько кружились по моему столу. Я очень приятно провел в таких разговорах много послеобеденных часов. Но ни Флимнапу, ни двум его соглядатаям, Клестрилю и Дренло (пусть они делают что угодно, а я назову их имена), никогда не удастся доказать, чтобы ко мне являлся кто-нибудь инкогнито. Только однажды меня тайно посетил государственный секретарь Рельдресель. Но, как я уже говорил выше, он действовал по специальному повелению его императорского величества.
Быть может, не стоило так долго распространяться об этом пустом эпизоде. Но в дело замешана честь высокопоставленной дамы. К тому же мне дорого и мое собственное доброе имя. Ведь я имею честь носить титул нардака — титул, которого не было и у самого канцлера казначейства Флимнапа. Всем известно, что он только глюмглюм, а этот титул настолько же ниже моего, насколько у нас титул маркиза ниже титула герцога. Впрочем, я согласен признать, что занимаемый им пост ставит его выше меня. Как бы то ни было, но все эти сплетни дошли до слуха Флимнапа и на время поссорили его с женой и еще сильнее озлобили против меня. С женой он скоро помирился, так как убедился в лживости этих слухов, однако я навсегда потерял его уважение. Вскоре я почувствовал, что и отношение ко мне императора сильно изменилось к худшему. В этом не было ничего удивительного, ибо его величество находился под сильным влиянием своего фаворита.
Автор узнает, что его собираются обвинить в государственной измене. Он предпринимает побег в Блефуску. Прием, оказанный ему там.
Теперь мне предстоит рассказать, каким образом я оставил это государство. Но я считаю уместным сначала поведать читателю о тайных происках, которые в течение двух месяцев велись против меня.
До того как я попал в Лилипутию, мне, скромному и бедному человеку, никогда не случалось бывать при королевских дворах. Правда, я много слыхал и читал о нравах великих монархов. Тем не менее я никак не ожидал, чтобы в этой отдаленной стране нравы властителей могли оказывать такое страшное влияние на ход государственных дел. Мне казалось, что в ней господствуют совсем иные приемы управления, чем те, которые преобладают в Европе.
Я готовился отправиться к императору Блефуску. Вдруг поздно вечером ко мне явился один очень важный придворный. В свое время я оказал ему большую услугу, заступившись за него перед императором. Он прибыл в закрытом портшезе[10] тайно и, не называя своего имени, просил принять его. Я отослал носильщиков и, положив портшез с его превосходительством в карман кафтана, приказал самому надежному слуге говорить всем, что мне нездоровится. Затем я накрепко запер дверь, поставил портшез на стол, а сам сел на стул против него. Его превосходительство открыл портшез, и мы обменялись взаимными приветствиями. Тут я заметил, что мой гость выглядит чрезвычайно озабоченным, и пожелал узнать о причинах этого. Его превосходительство попросил меня запастись терпением и внимательно выслушать все, что он имеет мне сообщить. Дело, по его словам, касалось моей чести и жизни. Само собой понятно, что я не проронил ни слова из его речи и, как только он покинул меня, занес ее в записную книжку. Вот эта речь:
«Надо вам сказать, — начал он, — что все последнее время происходили совершенно секретные совещания специальных комиссий совета{*}, где обсуждался вопрос о вашей судьбе. Два дня тому назад его величество принял окончательное решение. Вам, разумеется, известно, что с первых же дней вашего пребывания здесь гальберт Скайреш Болголам стал вашим смертельным врагом. Я не знаю, как и почему возникла эта вражда, — знаю только, что его ненависть особенно усилилась после вашей великой победы над Блефуску. Своим подвигом вы затмили славу адмирала. Этот сановник вместе с Флимнапом, канцлером казначейства, который сердит на вас из-за жены, генералом Лимтоком, обер-гофмейстером Лелькеном и верховным судьей Бельмафом составили доклад, обвиняющий вас в государственной измене и других тяжких преступлениях…»
Это вступление очень взволновало меня. Я отлично сознавал свою полную невинность и свои заслуги. В порыве негодования я чуть было не прервал оратора. Но он попросил меня сохранять молчание и продолжал:
«Вы оказали мне так много услуг, что я счел своим долгом, рискуя головой, раздобыть копию обвинительного акта. Вручаю ее вам».
ОБВИНИТЕЛЬНЫЙ АКТ
против Куинбуса Флестрина, Человека-Горы
Вышеназванный Куинбус Флестрин, взяв в плен и доставив в императорский порт флот императора Блефуску, получил повеление от его императорского величества захватить все остальные корабли упомянутой империи Блефуску. Означенное повеление преследовало в высшей степени важные государственные цели, а именно: обратить эту империю в провинцию под управлением нашего наместника, казнить укрывающихся там тупоконечников и вообще полностью искоренить тупоконечную ересь. Однако упомянутый Флестрин, как вероломный изменник, просил его благосклоннейшее и светлейшее императорское величество избавить его, Флестрина, от исполнения упомянутого поручения, не желая, как он заявил, применять насилие в делах совести и уничтожать вольности невинного народа.
По прибытии посольства от двора Блефуску ко двору его величества с просьбой о мире вышеназванный Флестрин, как вероломный изменник, помогал, поощрял, ободрял и увеселял упомянутых послов, хорошо зная, что они слуги монарха, который еще недавно был открытым врагом его императорского величества и вел открытую войну с упомянутым величеством.
Ныне вышеназванный Куинбус Флестрин, в противность долгу верноподданного, собирается совершить путешествие ко двору и в империю Блефуску. На таковое путешествие он получил только словесное соизволение его императорского величества. Между тем упомянутый Флестрин, ссылаясь на высочайшее разрешение, намерен немедленно отправиться в путь с вероломной и изменнической целью оказать помощь, ободрить и поощрить императора Блефуску, так недавно бывшего врагом его императорского величества и находившегося с ним в открытой войне.
Я привел только важнейшие пункты обвинительного акта. Там было еще много других, менее существенных{*}.
«…Надо признаться, — продолжал свою речь сановник, — во время долгих прений по поводу этого обвинительного акта его величество проявил к вам большую снисходительность. Он неоднократно ссылался на ваши заслуги и всячески старался смягчить ваши преступления. Канцлер казначейства и адмирал настаивали на том, чтобы предать вас самой мучительной и позорной смерти. Они предложили поджечь ночью ваш дом, приказав командующему войсками окружить его двадцатитысячной армией, которая обстреляла бы отравленными стрелами ваше лицо и руки. Было выдвинуто и другое предложение: приказать вашим слугам тайно пропитать ваши рубахи и простыни ядовитым соком. Под влиянием этой отравы вы бы стали терзать и раздирать собственное тело и погибли бы в ужаснейших муках.
