Деревянная рама со спасательным плотом — дань современности — успела стать для нас серьезной проблемой. Я взял плот на борт для страховки в экспериментальном рейсе, и вот похоже, что он сыграет прямо противоположную роль. Вода на палубе бросала его до тех пор, пока он не расшатал окончательно опору рулевого устройства. Мы в последнюю минуту успели ее сласти, но, что хуже всего, рама перетерла несколько веревок, скруглявших главные части папирусной основы «Ра».
Как всегда, когда надо было принять важное решение, мы устроили совет на индейский лад, и каждый высказал свою точку зрения. Наверное, только семерка участников этого совета способна полностью оценить значение следующего шага, предпринятого нами. Было единогласно решено ликвидировать наш единственный спасательный плот и использовать его части, чтобы попытаться поднять корму. Тому, кто не провел нескольких недель на папирусном судне, такое решение может показаться ошибочным, даже нелепым: избавиться от спасательного плота в ту самую минуту, когда он, казалось бы, всего нужнее?
Но мы, прежде чем принимать единогласное решение, рассмотрели все возможные опасности.
Главный риск — упасть за борт и отстать от лодки. Учитывая это, мы всегда работаем с двухметровым страховочным концом, который цепляем за ближайшие снасти или крепления. Эта мера предосторожности особенно важна для того, кто один несет ночную вахту на руле.
Если все-таки кто-то при резком движении лодки споткнется о наваленные повсюду кувшины, бурдюки и корзины, у нас на этот случай есть спасательный буй из папируса, постоянно плывущий на длинной веревке за кормой «Ра».
Аварийный плот нужно еще спустить в воду — процедура слишком долгая, чтобы он тут мог нас выручить. К тому же он был сделан из толстого пенопласта, обтянутого сверху и снизу брезентом, и не рассчитан на быстрое перемещение в воде. Даже если мы спустим парус на «Ра», плот скоро отстанет, так что буксируемый нами буй в этом смысле куда надежнее.
Следующая опасность: ночью на нас может наскочить судно, так как сигнальные огни трудно различить среди волн, а радар на папирус не реагирует. Но тогда лучше оставаться на уцелевшей части нашей непотопляемой лодки, чем перебираться на маленький плотик.
Третья опасность — пожар, могут загореться сухие части папируса, каюты или снастей.
Но в борьбе с огнем мы, несомненно, отстоим весь мокрый наветренный борт, и в итоге сохранившаяся часть «Ра» опять-таки будет больше плота, и мы еще останемся с провиантом.
Четвертая опасность: из-за абсорбции воды «Ра» может затонуть под нами.
Но месячный опыт уже показал, что папирус очень медленно впитывает воду, мы успеем вызвать помощь — это все равно придется делать, если мы переберемся на аварийный плот.
Пятая угроза: папирус или скрепляющие его веревки, как уверяли скептики, будут разрушены водой и распадутся. Опять-таки, мы успели убедиться, что ничего подобного не происходит. В подводной части снопы и веревки стали даже прочнее, чем в надводной.
Шестая опасность — ураган или хотя бы сильный шторм может совсем лишить нас кормы с рулевым устройством и даже нашей тяжелой двуногой мачты.
Но уцелевший корпус «Ра» вместе с каютой все еще будет составлять плавучую платформу, намного превосходящую рассчитанный на шестерых спасательный плот, причем на этой платформе сосредоточены наши главные запасы воды и провианта.
Словом, корпус «Ра» представлял собой самый большой и надежный в наших условиях плот, который никто из нас в случае опасности не променял бы на аварийный плотик. Можно было попытаться тащить этот плотик за кормой на буксире, но мы рисковали, что буйные волны, швыряя его, раздергают веревочные крепления лодки, а запасных веревок на борту не оставалось. В то же время, мы не располагали запасом папируса, из которого можно было бы связать снопы, чтобы с их помощью поднять затопленную корму.
Итак, тщательно все рассмотрев, мы принялись за дело. Пустили в ход нож и пилу и разрезали пенопласт на длинные тонкие брусы. Этот заменитель папируса привязали к затопленным связкам, сидя по пояс в воде. Однако заметной пользы это не принесло. Тогда мы пожертвовали двумя папирусными поплавками — снопами двухметровой длины, предназначавшиеся для изготовления маленького катамарана, чтобы снимать «Ра» со стороны.
Этот папирус и прочие годные в дело материалы были предоставлены в распоряжение Абдулая Джибрина из республики Чад, который участвовал еще в строительстве «Ра». Вместе с антропологом Сантьяго Хеновесом из Мексики и альпинистом Карло Маури из Италии наш Абдулай принялся за работу. Сидя в воде, они теми же приемами, каким Абдулай пользовался при строительстве «Ра» в пустыне Сахаре, крепили папирус к затопленным связкам, и те начали всплывать.
Мимо работающих в воде людей прошла акула (первая за весь наш рейс), но она не обратила внимания ни на них, ни на стайки рыб, снующих подле нашего рулевого весла.
Американец Норман Бейкер следил за парусом и снастями, русский Юрий Сенкевич держал курс починенным рулем, чтобы парус был наполнен ветром, египтянин Жорж Сориал ворочал груз, присматривал за обезьянкой, уткой и стряпал для остальных, я как руководитель экспедиции помогал то одним, то другим, следя, чтобы все шло по плану.
Наконец Карло Маури, к нашей великой радости и облегчению, пользуясь сложной системой веревок, медленно вытянул из моря сперва покосившуюся каюту и опору рулевого устройства, а затем и всю корму «Ра».
Нужно ли говорить, что дружба нашей команды из семи человек, семи представителей разных национальностей, теперь скреплена столькими же узами, сколько веревок пошло на то, чтобы вернуть нам ощущение безопасности. Опыт трудных и утомительных дней убедил нас, что национальные, расовые и политические различия не могут препятствовать подлинному плодотворному сотрудничеству, что если народы объединят свои усилия на благо грядущих поколений, они смогут сотворить чудеса для мира, которому угрожает беда.
Борт «Ра», 3 июля.
За сорок дней наше папирусное судно покрыло больше 3700 километров из порта Сафи в Марокко, где началось плавание. Уже доказано, что Средиземным морем не исчерпывались возможности древнеегипетского папирусного судна. Неверно считать, будто папирусные лодки не ходили дальше устья Нила. Любая точка побережья Средиземного и Красного морей была досягаема для мореплавателей эпохи фараонов.
Мы прошли половину пути через Атлантику, когда 1 июля увидели на северо-западе большой теплоход, очевидно, идущий из Северной Америки в Южную Африку. Это была наша первая встреча за много дней, и мы, конечно, обрадовались, когда теплоход изменил курс и пошел прямо на нас, иногда пропадая за гребнями волн. Это было торгово-пассажирское судно, оно подошло так близко, что мы прочли название «Африканский Нептун», порт приписки Нью-Йорк. Мы обменялись приветствиями с командой и пассажирами, и теплоход ушел на юго-запад.
