Умывшись из ведра и обмыв Командора, Широкие Массы проследовал за Ними в столовую. По пути был зачтён приказ об окончательном упразднении Николо-Берёзовца. Такова сила Командора! Одной своею волею Они создавали и уничтожали деревни, сёла, и даже небольшие города!
В столовой было старое меню и новая официантка; и то, и другое оказалось приемлемым. Чаевых по-прежнему не брали. Вчерашние фемины торопливо вбегали в зало, заслышав о появлении Командора. За ночь, однако, Их непреклонность только возросла.
Утомлённые пиршеством войска расположились в тени на траве вокруг Рождественского собора. После длительного изучения фрагментов оного Командор соизволили обратиться к Начфину со своими архитектурно-эстетическими соображениями, кои были встречены присутствующими с энтузиазмом. (Краткое изложение этих бесед Командора у храма можно найти в выше упоминавшейся книге доктора искусствоведения Алексея Алексеевича Тиц-Пипиц-Моя радость "По земле древнего Галича", глава последняя). Храм был пёстр и в этой пестроте радостен.
Расположившись затем на крыльце храма, Командор вступили в беседу с проходящим стариком, который в дальнейшем оказался лордом-хранителем музейной печати. Отбеседовав, Командор соблаговолили взойти в музей, где осмотрели обе комнаты, с удовольствием ознакомившись с образцами костромской вышивки и резьбы по дереву, а также с фотографиями предков поэта Брюсова и потомков адмирала Невельского, прославивших солигаличскую землю. Зарвавшийся Демагог в это время улизнул в зал советского периода, где в подписях к картинкам выискивал грамматические ошибки. Как и подобает Демагогу, он произнёс речь перед бесцветной директрисой музея, причём речь его была явным подражанием Командорской и начиналась словами: "Разве так работают?" Командор пришли во гнев и, отодрав Демагога от директрисы, выбросили его за дверь музея.
Посоветовавшись с Широкими Массами, Командор вывели их на берег реки, в тень деревьев, где велели совлечь одежды. По совлечении приступили к водным процедурам, а затем к активному отдыху. Отдых завершился в столовой, где всё было в утреннем виде. Отобедав, снова дефилировали по улицам с познавательными целями, но подходящих не оказалось по-прежнему.
Обогнув кремль, осмотрели дома с резьбой на Заречной стороне и вышли к плотине, где мужчина в шортах удил рыбу в объятиях беременной жены. Рыб, окромя упомянутой, при рассмотрении не оказалось. Дальнейший путь совершали по ориентирам водоразборных колонок, отпивая от каждой. Пройдя город, разведывали местоположение аэродрома на предмет продажи его координат Пентагону. На обратном пути обозревали великолепную резьбу на крайних домах улицы Свободы, поминая Тицыных родственников, понеже оный Тиц этих домов на приметил. Согласно показаниям лорда-хранителя упомянутый Т-П-М-р сочинил свою книжечку, пребывая в Солигаличе во главе бригады студентов, обмерявших валившуюся колокольню.
В процессе движения Командор излагали Широким Массам историю выдающихся деятелей ЧК Украины, каковую продолжили в зале ночлежных хором, откуда жилица удалилась за бесперспективностью. Мерно лился рассказ Командора, изредка прерываемый часовым боем да всхрапыванием Ш.М. да всхлипыванием чувствительного Начфина. Отговорив положенное, Командор дали приказ отходить ко сну, каковой приказ Ш.М. тотчас воплотил в действительность (не переставая, однако, при этом храпеть).
Наступила последняя ночь солигаличской идиллии. В кустах трещали цикады. Вдали, в стороне танцплощадки, умолкла последняя пластинка. С топотом пробежали по улице пьяные парни, хлопая ставнями раскрытых окон. Стояла знойная северная ночь. Близился не менее знойный северный рассвет.
НАЧАЛО ВЕЛИКОГО ТУРИСТСКОГО ШЛЯХА
Ещё осовелый и опухший от краткости сна Широкие Массы поплескал себя из пригоршни холодной водицей и взвалил на плечи свой верный рюкзак. Огромная котомка Командора уже исчезала в это время в воротах. Как всегда, Командор показывали Широким Массам личный пример. Улицы были пустынны, как в раскопанной Помпее. Город спал, деловито сопя открытыми окнами. Солнце трудолюбиво освещало резьбу на избах в полном соответствии с указаниями Командора. Нацелившись из верного ФЭД’а, Командор запечатлели резьбу и двинулись дальше.
В аэропорту, замаскированном под деревянный домик на травянистом лугу, уже была приготовлена торжественная встреча. Десятки аборигенов сидели и стояли вокруг, выражая бурное желание сопровождать Командора до Вологды. Возникало серьёзное опасение, что из-за наплыва провожантов в аэропорту останутся сами отъезжанты.
Командор величавым жестом пригвоздили к месту засуетившегося Демагога и, оглядев ряды аборигенов, выделили из их среды двух представителей, коим и разрешили себя сопровождать. Остальным Они повелели билетов не выдавать.
По приказу Командора Начфин с болью в сердце вскрыл очередную банку тушёнки. Выкушав оную пополам с Широкой Массой, Командор велели подать с неба самолёт.
Усевшись по рабоче-крестьянски, Командор прикрепили себя к самолёту ремнём, выражая тем самым достохвальную уверенность в лётных качествах отечественной продукции. Оробевший Ш.М. молча последовал примеру Вождя. Демагог трусливо забормотал чего-то вроде "Хлебал я эти ремни!" и "Братцы, опять нас по рукам-ногам вяжут!", но сам в то же время пристёгивался насмерть. Начфин с побледневшим от тушёнки лицом благоговейно взирал на Командора, словно оное взирание заменяло ему аэрон.
Самолёт хлопотливо застучал мотором и побежал по траве. Вскоре трава оказалась деревьями, оставшимися далеко внизу, вместе с неутешными солигаличанками. Пилоты бережно поднимали фанерный лайнер, несший в своём чреве бесценную особу Командора. С полными мужественного достоинства чертами лица Командор подобно Икару заживо возносились к небу. Вкруг Них расположились Широкие Массы. Летописец трудолюбиво скрипел шариковым гусиным пером, минута за минутой запечатлевая труды и подвиги Командора, а Поэт вдохновенно творил стихи, навеянные близостью к небесам и особе Командора. Вот они, эти строки, отмеченные воздушной лёгкостью стиля нашего славного Поэта и присуждённой ему тут же, на лету, Командорской премией:
Пролетая над Буём,
Я размахивал ногой,
Но пилот сказал: "Постой,
Чем же ты махнёшь потом?"
И ещё:
По прибытьи в Вологдý
Бросились искать питанье.
Оказали нам вниманье
Вологжанки в том году.
Строки Поэта-Лауреата оказались поистине пророческими.
