Ознакомительная версия.
Перед широкой верандой, застекленной лишь с боков желтыми стеклами и выходившей в парк, цвели розово-белые и темнопунцовые пионы. Цвели липы. И еще что-то чувствовалось в воздухе не видимое, но осязаемое. То было море, запах которого доходил сюда вместе с гудками первых российских пароходов, уже бороздивших воды Финского залива.
Было раннее июньское утро. Солнце стояло уже высоко, однако густая листва деревьев, росших у самой дачи, еще не пропускала его лучей на веранду. Но желтые стекла ее создавали такое впечатление, точно вся веранда была залита солнечным светом. На веранде находились дети: мальчик, лет десяти, и две девочки, лет восьми и шести.
Дети наблюдали за маленькой серенькой птичкой, которая неподвижно сидела в нескольких шагах от веранды на ветке жасмина, держа в клюве пойманную стрекозу, и временами жалобно попискивала, не открывая рта, чтобы не выпустить добычу.
Дети понимали, что птичка принесла пойманное насекомое для своих птенцов, но недоумевали, почему она так долго сидит на одном месте.
— Саша, может быть, она потеряла свое гнездо? — предположила старшая девочка.
— А может, она подавилась? — сказала младшая.
— Тише, — сердито прошептал мальчик, сверкнув черными глазами, напоминавшими своим блеском глаза маленького Вася Головнина. — Не пугайте птичку. Она вовсе не заблудилась и не подавилась. Она боится, чтобы мы не увидели, куда она полетит, и не украли ее детей. Давайте все опустимся на иол и будем смотреть оттуда.
Дети быстро присели на корточки и прильнули к узорной деревянной решетке веранды, не отрывая глаз от птички. Но в это время над их головами раздался певучий голос матери:
— Что вы здесь делаете? От кого вы прячетесь?
В дверях стояла Евдокия Степановна. Морской бриз, проникавший сюда с берега, слегка шевелил ее непокрытые волосы. Она смотрела на детей ласковым взглядом.
Евдокия Степановна Головнина была в расцвете своей красоты. Казалось, что этому чудесному июньскому утру нехватало только ее.
Услышав голос матери, мальчик первый поднялся с пола и объяснил, что они тут делают.
— Не надо пугать птичку, — сказала Евдокия Степановна. — Ее ждут дети, они хотят есть. Идите играть в сад. Я скоро приду к вам. А где же ваши флаконы с солью? Почему вы не нюхаете?
— Мы уже нюхали, маменька, как встали, — отвечал за всех мальчик. — А разве холера все еще есть?
— Все еще есть,— печально отвечала Евдокия Степановна. — Но идите играть и не думайте об этом.
Дети убежали. На веранду вошла горничная, девушка Аксюта, и стала накрывать стол к утреннему чаю. Евдокия Степановна спросила ее с беспокойством:
— За ночь никто больше по соседству не умер?
— Ой, барыня! — отвечала девушка. — Соседей бог миловал, а вот там, — она указала куда-то вдаль по Петергофской дороге, — народ так и мрет, так и мрет, как мухи. За утро мимо нас провезли более десяти смоленых ящиков с холерными.
— Куда их везут?
— Люди сказывают, что за Петербург, на выгон, где полиция открыла новое холерное кладбище.
— У нас ворота заперты?
— Заперты, заперты, — подтвердила Аксюта. — Вчерась, как барин приехали из Петербурга, Тихон Спиридоныч запер их на замок, ключ повесил себе на пояс и никого с воли не впускал.
— Ветер с моря, — сказала Евдокия Степановна, тревожно переходя с места на место и нюхая какую-то соль из хрустального флакончика. — Это хорошо. Может быть, отгонит поветрие отсюда. А вы соль нюхаете в людской?
— Нюхаем, нюхаем, — нараспев отвечала девушка. — Только Тихон Спиридоныч не нюхает, говорит — я старый матрос, весь свет объездил, что мне холера! Мы с капитаном всякую холеру одолеем. А мы все нюхаем... Как же не нюхать, ежели вы приказали?
...В это утро Василий Михайлович долго не выходил к чаю. Хотя он и разрешил себе отдых на целую неделю и не собирался в этот день ехать в Петербург, но ему необходимо было просмотреть присланную с курьером вечернюю почту и сделать нужные распоряжения.
Видя, что Василия Михайловича к столу не дождаться, Евдокия Степановна налила в его огромную розовую чашку, вмещавшую два стакана, крепкого и душистого кяхтинского чаю, положила на тарелочку несколько его любимых бутербродов с холодной телятиной и сама понесла все это на маленьком серебряном подносе ему в кабинет.
Несмотря на ранний час, Василий Михайлович, одетый по всей вице-адмиральской форме и застегнутый на все пуговицы, сидел за своим письменным столом, как всегда заваленным картами и книгами на всех европейских языках, и внимательно читал лежавшие перед ним бумаги, делая на них краткие отметки или размашистые надписи с угла на угол цветным карандашом.
Увидев жену, он молча, ласково взглянул на нее, взял подносик, поцеловал ее руку, еще раз молча улыбнулся ей и снова углубился в работу.
Он спешил закончить просмотр бумаг не только потому, что в людской сидел верховой курьер из министерства. Он ожидал своего друга Петра Ивановича Рикорда, который только вчера вместе с Матюшкиным прибыл из Турции для доклада и сегодня должен был приехать на дачу.
Мысль о приезде друга детства, с которым они не виделись столько лет, невольно отвлекала Василия Михайловича от работы. Читая весьма важный доклад главного строителя о готовности к спуску на воду нового стопушечного корабля, на постройку которого, как и многих других кораблей, Василий Михайлович потратил столько трудов, сил и негодования на чиновничью рутину, восстанавливая Балтийский флот после страшного бедствия, постигшего его в наводнение, он не переставал видеть в своем воображении рядом с этим трехдечным гигантом, обшитым медными листами, и маленького кадета Петю Рикорда, с печальной рожицей, с тяжелым дыбннским сапогом на одной руке и с сапожной щеткой — в другой.
Это было более сорока лет назад, а фигурка маленького мальчика с печальными глазами стояла перед ним, как живая. Так ярки, несгораемы временем детские впечатления!
Теперь этот Рикорд уже вице-адмирал, командует эскадрой, разгромившей турок в Архипелаге, и прославился блокадой Дарданелл.
Торопливо закончив работу, Василии Михайлович, прежде чем оставить кабинет, достал из книжного шкафа пять томов своих сочинений, переплетенных в кожу, и принялся делать на титульных листах авторские надписи для своего друга.
Эти тяжелые тома заключали в себе его записки о кругосветных плаваниях на «Диане» и «Камчатке», о его пребывании в японском плену, материалы по обследованию русских владений в Америке, труды по описанию Курильских островов и берегов посещенных им стран, географические исследования, описание главнейших кораблекрушений, имевших место в российском и иностранных флотах.
Ознакомительная версия.
