Чтобы приманить этих рыб для съемки, мы обламывали куски кораллов. Десятки ярко окрашенных мелких рыбешек и даже крупных скаровых рыб появлялись неизвестно откуда, чтобы полакомиться обнаженными коралловыми личинками. Еще лучшей приманкой оказалось колючее морское яйцо, разрезанное копьем. Течение подхватило и понесло тысячи яичек из этого яйца. Через несколько секунд вода наполнилась обезумевшей рыбой, возбужденной неотразимым запахом. Рыбы дрались одна с другой, хватая приманку. Разрезанный пополам и раздавленный омар также привлекал много крупных рыб.
Если рыба идет на запахи, то, может быть, ее можно приманивать с еще больших расстояний при помощи звука? Мы знали, что некоторые рыбы, например, такие, как груперы, издают звуки под водой. Мы также замечали, что иные калифорнийские рыбы, в особенности ярко-красный окунь, привлекались трещанием нашей кинокамеры. Бывали случаи, когда ярко-красный окунь подплывал к самому аппарату. Мы брали с собой заводные моторчики детских игрушечных автомобилей, механические трещотки, а также любые, попадавшиеся под руки, производящие шум приспособления, укладывали их в резиновые мешки и метеорологические шары и запускали их под водой. Рыба, казалось, не замечала этих шумов. Возможно, что требуется определенная высота звука, или определенный ритм, а, возможно, определенное заклинание. Ведь привлечение животных из моря волшебными звуками уже описано в литературе. На островах южной части Тихого океана сэр Артур Гэмбл был свидетелем того, как вызывали бурых дельфинов. Животные медленно подплывали с моря, а жители островов, стоя по пояс в воде, мягко хлопая в ладоши в такт танца, монотонно напевали мотив. Когда бурые дельфины подплывали к мелким местам, люди помогали этим неуклюжим животным перебираться через песок. В конце концов люди поднимали животных на руки и выносили их на берег. У обитателей моря есть инстинкты и побуждения, которые мы только начинаем познавать, но которые еще не научились понимать.
Под водой производство простых снимков оказалось еще более сложной проблемой, нежели киносъемка. Из одной мили шестнадцатимиллиметровой цветной кинопленки «Кодахром», заснятой под водой, мы получали более тысячи футов ясных и ярких кадров, что составляло соотношение один к пяти. Из двадцати же простых снимков не каждый раз получался один хороший.
Сначала мы делали неподвижные снимки при помощи старой изношенной лейки, заключенной в баскетбольную камеру. Рамой для окошка служило семидесятицентовое латунное устройство для колпака лампочки в уборной, в которое мы вклеили кусок зеркального стекла. Устройство завинчивалось и должно было в сочетании с резиновой прокладкой обеспечить герметичность, но оно всегда подводило. Случалось, что окошко выскакивало от слишком большого нажатия на камеру. Бывало и так: под давлением воды резина стопорила кнопку затвора и от этого получалось то половина снимка, то два снимка на одном. Чего только не случалось с нашими самодельными приспособлениями; после отпуска наши аппараты больше походили на трофеи, добытые нами со дна моря. Когда наконец в продаже появились доступные водонепроницаемые ящички, мы бросили баскетбольную камеру и купили французский ящичек «Тарзан» для фотоаппаратов и аппарат «Робот», который при однократном заводе делал 24 снимка. И после этого оставалось много нерешенных проблем.
Каждый неподвижный снимок должен отражать цельный сюжет. В кино же передачи сюжета можно добиться путем монтажа. Неподвижный снимок человека и морской щуки должен показать обоих одновременно. В кино же их можно заснять отдельно и показать так, чтобы они ассоциировались в восприятии у зрителя.
Почему собака не узнает своего хозяина, изображенного на портрете, и совершенно не обращает внимания на самую «собачью» телевизионную передачу? Собака наверняка видит картинки, но она не умеет ассоциировать, увязывать одно с другим; собака не осознает явления. У людей также могут быть трудности в восприятии; одной из таких трудностей является понимание неподвижных снимков, сделанных под водой. Подводные пейзажи с кораллами, скалами и перспективными видами рифов выглядят убогими, плоскими и неинтересными. Причиной этого, возможно, является не оптический барьер под водой, а неспособность людей воспринимать непривычные подводные виды.
В подводной фотографии изображения людей являются теми крючками, за которые цепляется восприятие смотрящего; если на снимках показам человек, то перспектива в них оживает, ассоциативные связи с аквариумом исчезают и появляется интерес к сцене с людьми. А случалось ли вам, удерживая дыхание, попытаться заставить дикую рыбу позировать вместе с вами для снимка, когда волны бросают и вас самих, и рыбу, и фотографа на десять футов туда и сюда у подножия кораллового рифа?
Многие технические проблемы подводного фотографирования вполне разрешимы, но собственные ошибки в основе своей неразрешимы, а порой стоят очень дорого. Однажды из двух недель драгоценного отпускного времени мы из-за шторма просидели более недели на берегу. Наконец шторм стих, небо прояснилось, а вода стала прозрачной. Мы целый день купались и плавали под водой, засняв пятьсот футов кинопленки «Кодахром». Страдая от ожогов солнца, со сморщившимися от долгого пребывания в воде руками, мы вышли на берег с чувством исполненного долга. Когда стали проверять фокусировку, оказалось, что объектив был поставлен на расстоянии восьми дюймов вместо восьми футов.
Страх тоже фактор, содействующий ошибкам. И часто боязнь в большой степени зависит от точки зрения. Однажды я плавала с кинокамерой в тридцати футах от берега, а Барни отдыхал, сидя на дамбе. Он вскочил на ноги и, показывая рукой в море позади меня, закричал:
— Морская щука, морская щука! Такой громадной еще в жизни не видел!
Достаточно было бросить один взгляд. Морская щука — шестифутовая торпеда — широко разинув свою пасть, неслась прямо на меня. Я уже могла сосчитать ее зубы. Я повернулась волчком и поплыла изо всех сил к дамбе.
— Не там, не там! — кричал Барни. — Она сзади.
Его слова только подстегнули меня, и я поплыла быстрее.
— Обернись, Джен! Ты не туда направила объектив, — вопил Барни.
Сделав сверхчеловеческое усилие, я выбралась на дамбу.
— Джен, — сказал Барни, — ты упустила такие кадры с морской щукой! Второй такой возможности не представится.
В данном случае все зависело от точки зрения. Дело в том, что Барни сидел на дамбе.
