Питер Мейл - Прованс от A до Z

Экскурсия по винодельням насыщает вас эстетически, предоставляет случай для общения и дает возможность насладиться алкогольной продукцией разной крепости. Хорошее вино всегда радует глаз, на него — и сквозь него — смотреть приятно. Радует глаз пейзаж, почти каждое поместье винодела отмечено постройками интересной архитектуры, настоящими шато разного размера. Случается, правда, что очень неплохого вина вам плеснут чуть ли не в консервную банку в гараже, а не поднесут в бокале в баронском погребе, но разнообразие впечатлений — одна из прелестей такого рода экспедиций.

С годами я усвоил, что виноделы, как мужчины, так и женщины, почти без исключений, в высшей степени приятные люди. И неудивительно, ведь их специальность — доставлять людям удовольствие, и приятно даже смотреть, как они наполняют для тебя бокал. Это простое действие выглядит дружеским приветом, располагающим к беседе. Иногда завязывается дружба, и в любом случае вы узнаете что-то новое, интересное. Что же касается вин, которые вы дегустируете, рассматриваете, вдыхаете букет, глотаете или выплевываете, по вашему выбору, они могут иметь привкус разных фруктов и ягод, могут быть мягкими или густыми, темными или бархатистыми, но вряд ли они окажутся неинтересными.

Три-четыре дегустации — и достаточно, время от ланча до вечера заполнено. Гости возвращаются домой уставшими, размякшими, весьма довольными, с набором бутылок, о погоде не вспоминают. Одно неудобство: желательно присутствие в группе принципиального трезвенника, не берущего в рот ни капли. Ибо кому-то надо вести машину. Было, говорят, счастливое время, когда существовал в Провансе алкогольный «потолок» для водителей: один аперитив, полбутылки вина или дижестива. Увы, те времена миновали.

Новоприбывший обжора, услышав о тринадцати десертах, примется в предвкушении удовольствия сопеть и смачно причмокивать губами. Однако его ждет удивление и, возможно, легкое разочарование, когда он обнаружит, что традиционный провансальский набор не радует глаз кодаковским цветовым многообразием и переслащенными экстравагантностями мороженых, меренг, эклеров, птифуров, тортов, пирожков, шоколадных кремов во всевозможных фантастических сочетаниях. Ему предложат гораздо более трезвый и скромный набор без всяких намеков на крем-брюле и профитроли.

Ему предложат завершающее блюдо наиболее важной трапезы провансальского года, gros souper, торжественного приема пищи накануне Рождества. Но gros, большой, не означает gras, жирный. Мясо из меню исключено. На первое предлагают рыбу, обычно треску, возможно, с aioli; улитки тоже мясом не считаются. Но первое лишь прелюдия к главному гастрономическому событию вечера.

Тринадцать десертов символизируют Иисуса и двенадцать Его апостолов. Десерты включают главным образом фрукты и орехи. Фрукты по большей части свежие, такие как яблоки, груши, апельсины, гранаты. Подаются также сушеные и вяленые фрукты, орехи: лесной орех, грецкий, финики, фиги, фисташки, бескосточковый изюм. Последний называют попрошайками, mendiants, ибо цветом он напоминает рясы монахов некоторых нищенствующих орденов. Непременно присутствует на столе нуга двух сортов, белая и черная. Предлагаются также пирожки с фруктами, варенья и, наконец, la pompe или, полностью, la pompe à l’huile, называемый также gibassier — плоский хлеб в виде лепешек, испеченный с оливковым маслом, апельсиновой водой и сахаром. Перед тем как отправить в рот, его следует обмакнуть в красное вино.

Классический французский язык, над которым дрожат «бессмертные» из «Академи Франсез», без сомнения, принадлежит к мировым сокровищам, ласкает слух; его бы слушать да слушать. Но радуют мой слух и иные формы французской речи, далекие от совершенства; подслушанные в кафе и на улице, в местах, где встречаются простые смертные. Часто эти фразы и обороты безграмотны, иногда кичливо безвкусны, но подчас поражают яркостью, смешат и даже заключают в себе житейскую мудрость. В особенности мне интересны поговорки, необычные словечки, восклицания, междометия, характерные для различных регионов. Прованс в этом отношении представляет собой неисчерпаемый источник лингвистических курьезов.

Вот некоторые из моих любимчиков:

Bon avocat, mauvais voisin — хороший адвокат, плохой сосед. Мнение, распространенное повсеместно, как и отражающее его высказывание. Вспоминается анекдот о судейском адвокате, свалившемся за борт в море, полное акул. Вытащили его без единой царапины. Когда спросили, как ему такое удалось, он ответил: «Профессиональная вежливость».

Parler pointu — говорить странным образом, со странным (то есть не провансальским — чаще всего парижским) акцентом.

C’est un vrai cul cousu — так обозначают человека, не наделенного чувством юмора, мрачного, необщительного, буку. На севере Франции такого назвали бы pisse-vinaigre, сикающий уксусом, а в Америке tightass, тугая попа. Буквально же выражение означает, что у человека, пардон, зашита задница.

Donner un coup de pied à l’armoire — маневр, выполняемый, когда вы стремитесь выглядеть наилучшим образом, ибо пинок по шкафу, как известно, помогает выбрать наиболее подходящий к ситуации костюм.

Se toucher les cinq sardines — обмениваться рукопожатием. Под сардинами здесь подразумеваются пальцы.

Partir comme un pet — удалиться с необычайной скоростью (буквально — как газы из анального отверстия).

Bon pour le cinquante-quatre — фраза родилась в Марселе. Тамошний трамвай № 54 когда-то останавливался у ворот психиатрической больницы. Человек, который потерял рассудок — к примеру, вопреки здравому смыслу не соглашается с вами, — разумеется, вполне созрел для поездки в 54-м.

Pomme d’amour — когда в XVI веке из Америки прибыл в Старый Свет томат, народ полагал, что этот плод повышает половую потенцию. Поэтому его почти сразу окрестили яблоком любви, задолго до того, как он получил свое простое нынешнее имя. Различие все же существует, если верить одному из моих знакомых знатоков. «На севере они выращивают томаты, а у нас в Провансе зреют „пом-д’амуры“».

Maigre comme un stoquefiche — худой, тощий, как полоска вяленой рыбы из пивного набора.

Tafanari — задница по-провански, причем не любая, а лишь значительных габаритов. Такая, которую не грех сравнить с триумфальной аркой в Марселе. Можно также выразиться il a le cul comme cent limaces, хотя лично мне трудно представить, что это за зад, равный по объему сотне слизняков.

Sourd comme un toupin — глух, как один из множества многоцелевых горшков из обожженной глины, обычной посуды в кухнях Прованса. К северу от Прованса обходятся обычным «глух, как горшок».

Retourner les chaussettes означает «умереть». Не совсем понятно, почему для обозначения этого неизбежного события выбраны именно носки. Почему не башмаки, коньки, корсет или шляпа? Возможно, намек на остывающие первыми после смерти ноги.

Le Bon Dieu endormi — если вашему соседу совершенно незаслуженно повезло, то объясняется это тем, что Бог заснул и ничего не видел. Разумеется, если удача выпала на вашу долю, то Бог бодрствовал и явил высшую справедливость.

La terre couvre les fautes des medicines — подобным же образом в англосаксонском мире говорят: «Операция прошла успешно, но больной, к сожалению, скончался». Врачей, как и юристов, очевидно, честят во всех частях света.

Наконец, о скупости. О нежелающем лезть в карман за бумажником говорят, что у него oursins dans les poches, то есть морские ежи в кармане. Более тотальный жмот может быть généreux comme une noix serrée, то есть щедр как пустая скорлупа расколотого ореха. Наконец, апофеоз прижимистости выражается мнением: s’il те vendait des œufs, je croirai qu’il à enleve les jaunes, то есть если б он мне яйца продавал, то сначала удалил бы из них желтки.

Хочу предупредить, что подобного рода фразы иной раз следует употреблять с осторожностью. Прежде чем оскорблять человека, следует с ним сначала как следует познакомиться.

Лакост, деревенька в холмах между Кавайоном и Аптом, вызывает в пальцах у туристов фотографический зуд. Отсюда открываются прекрасные виды на северные склоны Люберона, живописны крутые улицы деревни, интересны дома, старая колокольня. Множество любопытных уголков. Сразу за деревней карьер, где можно добыть известняк для любителей украшать свой дачный уголок колоннами, балюстрадами, триумфальными арками. Но главная достопримечательность деревни, разумеется, господствующий над деревней дом, в котором провел важную часть своей жизни Донасьен Альфонс Франсуа де Сад. Заложенный в одиннадцатом столетии, в 1710 году он перешел к де Садам от Симианов. Прошло еще около шестидесяти лет, и Донасьен Альфонс унаследовал его от отца, как нельзя вовремя. В Париже молодому маркизу становилось неуютно, и он поспешил укрыться в Лакосте от все более настойчивого внимания юстиции и родителей ставших его жертвами девиц.